Когда приходит зима

Глава 1

   Холод забирается под одежду, колкими ледяными иголочками бьётся в пальцах, замораживая все чувства. За снежной пеленой не разглядеть ничего – а может, и нечего видеть, весь мир превратился в один замёрзший лес, затянутый метелью.

   Ноги вязнут в глубоких сугробах, и снег сыплется в сапоги, обжигая кожу. Обледеневшая кора дерева скользит под пальцами, я вдруг падаю, не в силах удержаться... и вижу, что это не снег, а давно побеленные, уже пожелтевшие стены и потолок.

   У стен стоят кровати, и девочки, в простых серых платьях похожие на стайку воробьёв, старательно заправляют простыни.

 - Ну наконец-то ты проснулась! – воскликнула одна из них, худая и смуглая, с короткими волосами цвета воронова крыла. – Госпожа Петра браниться будет, если ты не встанешь вовремя!

   Она больно ущипнула меня за плечо ледяными пальцами. Сон быстро развеивался, но теперь он уже не казался мне таким ужасным.

   Настоящие воспоминания, пожалуй, даже хуже.

   Я встала, кутаясь в тонкое кусачее одеяло, осмотрелась – за окном уже рассвело. Так рано вставать я не привыкла, и сразу захотелось лечь, укрыться тёплым мехом и снова крепко заснуть без всяких кошмаров. А потом проснуться, но только не здесь.

   Только злая девчонка не позволит – вот снова хмурится, трясёт за плечи. Ну как тут уснёшь?

 - Отстань, - не выдержала я и села, вырвавшись. – Всё уже, я проснулась.

 - Вот твоя одежда, - сунула она мне какой-то свёрток, серый и унылый, как и всё вокруг. Становилось тошно от одной мысли, что теперь я здесь живу. – Меня Алия зовут.

   Я помолчала, разворачивая одежду – платье, нижняя рубашка из небеленого полотна, шерстяные чулки. Дома остались яркие платья из тонкой ткани, с красивой вышивкой, удобные и лёгкие. И цветные ленты для волос, украшенные бисерными узорами… не узоры главное, просто мама их придумала, а я сама вышила, пусть и коряво.

 - Керри, - наконец назвалась я, завязывая на талии узкий поясок. – Ты здесь давно живёшь?

 - Сколько себя помню, - пожала худыми плечами Алия. – Мне вот уже, говорят, тринадцатый год пошёл, немало.

  Я представила себе, каково это – тринадцать лет прожить здесь, и испугалась. Может, небеса решили покарать меня за то, что я не думала о других людях?

 - Пошли умываться, - велела Алия, глядя, как я путаюсь пальцами в шнурках неудобных ботинок. – На завтрак опоздаем, если не поспешим.

   Платье оказалось мне не впору, из-под подола, уже слегка истрепавшегося, торчали щиколотки и даже лодыжки слегка. И оно почти не защищало от холода. Поверх я набросила старую накидку, раз сто заштопанную и перелатанную.

   Каменные тяжёлые стены в коридоре будто норовили навалиться и раздавить, а низкий потолок терялся в темноте. Из щелей в ставнях пробивался яркий утренний свет. Сквозняки змеями скользили по ногам, и по коже бежали мурашки.

   Вода в ведре тоже оказалась ледяной, в ней плавал жёлтый осенний лист, прилипающий к пальцам. Пыльная паутинная нить качалась над моей головой, как маятник.

   Алия щедро плеснула водой в лицо и вытерлась рукавом, оставив на грубой серой ткани мокрые разводы. Вдоль стены пробежала большая серая крыса.

   Не может же так случиться, что я больше никогда не увижу родителей и навсегда здесь останусь?

   Потом снова пришлось идти, но недолго, и вскоре перед нами распахнулись двери трапезной комнаты – не такой тесной, даже протопленной. В ней пахло кашей и капустой, а ещё слегка – кисловатым тестом.

   Алия провела меня к деревянному столу, выскобленному до белизны, усадила на лавку в углу. Я молча крутила в пальцах ложку, пока невысокая женщина вслух читала молитву.

 - Это госпожа Петра, - шепнула мне Алия. – Управительница приютом.

   Я присмотрелась к женщине – невысокая, с пухлыми руками, сложенными у груди. Поверх платья – грязный передник, весь в пятнах, из-под чепца выбились соломенные волосы, обрамляющие одутловатое лицо.

   Она сразу показалась мне неотделимой частью этого места, и я бы не удивилась, узнав, что Петра и на свет появилась такой же тяжеловесной, словно из камня высеченной. Она наконец закончила молиться и небрежно кивнула нам.

   Кашу пришлось есть из общей миски, клейкую и гадкую. Она застревала в горле, и я с трудом глотала, после третьей ложки с облегчением обнаружив, что соседки уже всё съели. Алия провела пальцем по дну миски, собирая прилипшие крупинки и жадно их слизнула.

   Остальные девочки угрюмо смотрели на неё, но не перечили. Они все казались на одно лицо – будто призраки в зачарованном доме, и страшно было осознавать, что теперь я одна из них.

   Такое бывает только в страшных сказках. Просто няня рассказала мне такую на ночь, вот и сны приснились дурные. Скоро я проснусь, и сразу пойму – ведь в моей комнате пахнет не плесенью и сыростью, а сушёной мятой…

   Я твердила себе это, пока шла за Алией, едва сдерживаясь, чтобы не зажмуриться. В коридорах после теплой трапезной показалось ещё холоднее.

   Ненавижу холод. И серое. И всё, что происходит со мной сейчас.

   На глазах выступили злые горячие слёзы, и я шмыгнула носом, стараясь не заплакать. Алия обернулась и хмуро глянула на меня – глаза у неё тоже оказались тёмные, как каштаны.

   Я снова всхлипнула и зажмурилась, чувствуя, как горячие слёзы текут по замёрзшим щекам и носу.

 - Ты устала, что ли? – спросила она. – Пошли на улицу, пока работать не заставили.