Когда тени вернутся

Пролог

“Никто да не оскверняет себя жертвами, никто да не убивает невинное жертвенное животное, никто да не вступает в капища, не посещает храмов и да не взирает на изображения – дело смертных рук, чтобы не быть виновным пред божественными и человеческими законами”
Эдикт Феодосия I Великого Альбину, префекту Италии
Медиоланум [Милан], 24 февраля 391 года

Разгоралась заря новой эры, нового знания, нового пути. Боги, правившие Римом сотни лет, выковавшие его сталь и его дух, уходили в забвение. Языческие храмы, некогда почитаемые каждым свободным гражданином, пустовали и на смену многотысячной голосившей толпе приходили днем случайные посетители, а ночью — слетались окрестные совы да сползались мыши. Паутина покрывала покинутые ниши.

Священный огонь в Храме Весты, богини домашнего очага и покровительницы Рима от его основания, был потушен, а коллегия ее жриц — весталок — распущена. Уныло смотрелось величественное каменное сооружение на высоком, облицованном мрамором, подиуме, окруженное молчаливыми колоннами, точно стражами. Из отверстия посередине куполообразной крыши не выходил дым от, казалось, негасимого огня. Последняя жрица из шести дев взяла пылающую частичку, видимое проявление невидимого божества, и перенесла ее в храм Кибелы, матери богов.
Но и там Веста не нашла утраченного покоя. Прошли годы.

Стоял зябкий день, один из самых холодных в этом году. Под сенью храмовых сводов сохранялось то спасительное тепло, к которому стекались редкие приверженцы старой религии. Их число убывало с каждым днем. Большинство с исконно римским азартом и упоением облачались в новые обряды, подражая отцам церкви, зачастую не понимая глубинную суть новой веры. Прошло почти 4 столетия после распятия Христа и жертв первых христиан, и за такой срок смирение гонимых сменилось утверждением признанных.

Двери языческого храма распахнулись, точно от яростного порыва северного ветра. На одном дыхании порог, отделяющий святыню от внешнего мира, переступила женщина, чья гордая и властная фигура так резко выделялась на фоне нескольких согбенных старцев и молодых девочек, изумленные детские глаза которых ясно говорили, как далеко им до тех или иных убеждений и мировоззрений. И только резкость нового посетителя пробудила в них тайный страх вкупе с любопытством.

Гостья не особо церемонилась: она прошла по мраморным плитам как раздраженная госпожа, точно попирая их ногами за неповиновение. Это была Серена, племянница самого императора, Феодосия Великого, жена самого Флавия Стилихона, главнокомандующего всеми войсками, фактического правителя Западной Римской Империи с 395 года. За ней следом шли покорные слуги и веселые подруги.

— Что я вам говорила? — обратилась Серена к последним. — Оно все еще тут!

Раздался сдержанный женский смех и перешептывания напуганных слуг. Сама же Серена, точно раззадоривая всех, крикнула нескольким язычникам:

— Дорогу! Разве вам не сказали, что поклонение богам прошлого запрещено? Теперь славьте единого Бога!

Те сгрудились у статуи богини Весты, стоявшей посреди храма, на небольшом возвышении. Лицо изображенной богини, закрытое покрывалом, казалось, видело все даже через ткань; в одной руке она держала скипетр, в другой чашу, символ домашнего очага. Рядом на алтаре пылал последний огонь ее, в окружении немногочисленных даров. Тут были и фрукты, и вино, и цветы; мелкие монеты лежали на ступенях, украшения, бусы приютились у ног статуи; самое большое и яркое ожерелье красовалось на шее богини. 

Довольная Серена оглянулась на подруг и, невзирая на протесты старцев и испуг девочек, подошла к статуе, сняла ожерелье и надела себе на шею. Храм погрузился в диссонанс звуков: с одной стороны слышался недовольный ропот и причитания, с другой — летели насмешки и презрительные вопли.
Серена все еще стояла, красуясь, посреди храма, когда с бокового коридора, шаркая ногами, вышла последняя весталка, престарелая дева, не ограничившаяся положенными тридцатью годами служения Весте, но отдавшая ей всю жизнь.

— Глупая женщина! — обрушилась она на Серену. — Разве ты не знаешь, что оскорбление Матери Рима — непростительный грех? Ты попираешь ногами священный огонь древних домов, первых семей и последующих, откуда берет начало и твой род! Ты вышла замуж за вандала, но сама-то ты ведешь корни от римской земли!

Серена рассмеялась.

— Надоедливая старуха! Много ты понимаешь! Ты за всю свою долгую жизнь так и не дала никому жизнь, служа бесплодным воображениям! Что ты знаешь о единственной вере?

— Сними ожерелье, не гневи богов! — зашептала старуха.

— Слуги! — властно прогремел голос правительницы в полупустом храме. — Выгоните эту заблудшую женщину из храма! А заодно — погасите огонь! Это не место для того, чтобы греться!

И она гордо направилась к выходу. Весталка бросилась было к ней наперерез, но молодые и крепкие слуги опередили пожилую женщину, грубо схватили за волосы, руки и поволокли к выходу.

— О боги Олимпа, призываю вас на свою защиту! — прокричала из последних сил весталка. — Будь проклята ты, твой муж и твои дети за содеянное! Веста, охраняющая город римлян, я отдала тебе всю жизнь, сохранив душу чистой, а тело нетронутым, обрушь на них заслуженную кару!

Ее слова потонули под ударами слуг, которые те наносили той, чья особа в далекие времена считалась неприкосновенной.

— Любовь сильнее смерти! — крикнула она напоследок, но Серена была уже далеко.

Она шла по знакомым улочкам Рима, чувствуя облегчение на душе и жгучую радость: как никак, свергнут последний огонек суеверий!