— Мам, а колесо с горы не скатится? С нами вместе?
Я пристёгиваю Веру и говорю, что скатится, конечно же, и так будет еще веселей. Вера визжит и болтает ногами. Колесо начинает поднимать нас, механизм поскрипывает и гудит, ветер качает кабинку.
Муж наклоняется к Ромке, в шутку дергает бинокль в его руках. Ромка прижимает руки к груди и ворчит:
— Уроню, папа, ты новый не купишь. Я и так чуть сандаль не уронил...
Ромка первый раз на море. В прошлом году он обиделся на Веру из-за надувного плотика и отказался ехать наотрез, рыдал дома, в автобусе и в метро, так что пришлось отправить его к дедушке вместо юга. А в позапрошлом году он болел ветрянкой и всё лето читал книжки и строил картонные замки. А до этого ему было шесть, и он сам готовился к школе...
Кстати, надувной плотик тоже не поехал на море, потому что лопнул в неравном бою.
Наши ноги уже выше пышных деревьев, где-то за листвой скрылись ларьки с сахарной ватой и эстрада, с которой доносится песня этого лета:
— Едем, едем на дискотеку со своей фонотекой,
и тут же Вера цепляется за словечко:
— Папа, а фонотека – это как дискотека и фон? Смотри, какой там фон!
Она заметила краешек моря, показавшийся из-за деревьев.
Муж медлит ей отвечать. Он фотографирует море, меня на фоне моря, детей на фоне меня. Знаю, он это не очень любит, поэтому скажу, что все фото получились хорошо.
А вокруг нас красота, какую не видит камера, а только глаза и замирающее от восторга сердце...
Мы катимся в небо на огромном колесе обозрения, которое на вершине одной из сочинских гор. Мы будем выше леса, выше гор...
— ... едет дедушка Егор. Ромка, не волнуйся так, ничего не упадёт!
Сын крепко сжимает одной рукой свой бинокль, а другой – свисток на шейном шнурке. Они станут свидетелями всего приключения, но как бы их не сдуло ветром...
Колесо ползёт выше. Море разворачивается величественно и постепенно, по сравнению с ним пятачок парка под деревьями кажется лишь основанием нашего колеса. Земля всё дальше уходит из-под ног. Говорить не хочется, даже Вера смотрит широко распахнутыми глазами и уже не хохочет при каждом порыве ветра. Красота огромной волной встает перед нами.
Я молчу. Я сжимаю большой и указательный пальцы, как учил ведущий одной радиопередачи моего детства: сожми, как кнопку, и запомни счастливый момент, положи его в свою копилку счастья, чтобы потом, когда будет нужно, когда будет страшно и больно, снова сжать подушечки пальцев, высвободить это счастье и спастись. Я собрала уже тысячи таких моментов. Детские победы. Красота закатов и рассветов. Близкие люди. Первая любовь. Вторая. Впечатления, чудесные книги, Город. Наша свадьба. Наши дети. Счастье золотыми моментами звенит в моей копилке. Золотые искорки жизни, моё богатство.
— Папа! Папа, мама, корабли!
— Вера, не выпади из сиденья, до моря все равно не допрыгнешь! И правда, корабли!
— Паруса... Рыбаки, наверное?
В медово-багряном море десятки розовых парусов. Они скользят над водой на фоне оранжевого неба.
Ромка, оправдывая свое звание книголюба, говорит:
— На корабле с алыми парусами за Ассоль приплыл ее принц и исполнил ее мечту.
— А здесь сто алых парусников! Значит, исполнится сто наших мечт... – Вера книг не читает, зато душа ее полна самым поэтическим мироощущением. И принцами. В одиннадцать лет она уже такая рослая и нежная, и такая наивная. Конечно же, Ромка дразнит ее за розовых пони, он-то серьезный парень, отличник и футболист. Но сейчас он ничего не отвечает сестре.
Мы почти на самом верху.
Муж берет меня за руку.
Я смотрю на него и вижу, о чем он думает. За полтора десятка лет мы научились многое понимать без слов.
Он думает о жизни людей – такой маленькой, и о море судьбы, которому конца и края...
И я сжимаю его руку крепко-крепко, благодарю его за нашу жизнь, такую маленькую и такую большую для нас.
За то, что первые веселые и голодные годы мы пробежали вместе, держась за руки.
За нашу Веру, которая родилась неожиданно и принесла нам столько счастливых забот.
За Романа, замечательного и долгожданного гражданина нашего семейного государства.
За наш уютный дом и мир в нашем доме.
За наши руки, которые всегда находят одна другую.
Колесо чуть дрожит и замирает в самой верхней точке.
— Это вершина, мам? – сразу спрашивает Ромка.
Он ждал вершины и специально взял свой судейский свисток. Папа разрешил ему свистнуть изо всех сил на самой верхушке.
— Нет, еще, еще сантиметрик... ой, мама, у меня резинка слетела!
Одна из кос Веры расплелась, и ветер шевелит в ней оранжевый лучик солнца.
Паруса скользят далеко внизу.
— Да, это самая верхняя точка. Сейчас на спуск пойдет. Свисти, Ромка! – говорит муж. – Давай распугай все корабли!
Ромка подносит свисток к губам и не свистит. Он думает. Потом что-то говорит тихонько. Я наклоняюсь к нему.
— Я знаю, что как только свистну – всё исчезнет. И я, и Вера, и вы с папой... ну, и это колесо...
И это море
И небо, светлое, как драгоценный камень
И алые паруса рыбаков
И мы
Я тоже это знаю.
Мы, наша семья, этот день – только тени на глади чьего-то сна. Закончится сон – и мы вместе с ним. А может, один из нас проснется и постепенно, открывая веки, будет вспоминать и забывать это лето... любовь... золотое море...
Ромка держит свисток.
— Ну! Дай я свистну, – тянется Вера.
Ромка сжимает свисток в руке.
— Дети, свалитесь сейчас, хорош крутиться! Ромка, свисти, уже вниз едем! – весело командует муж.
Но не едет вниз, застыло колесо.