Конаково. Кусочек лета

Конаково. Кусочек лета

               

         Хочется сохранить воспоминания о четырех летних днях. Они выпали из обычной жизни и стали драгоценными в ряду прочих дней, которые в сравнении с этими четырьмя кажутся тусклыми и обыденными.

        Понедельник и вторник одной июльской недели и то же на следующей  —  вот что я собираюсь увековечить на бумаге. Пока буду вспоминать и подбирать слова, еще раз переживу их, в этом, наверное, главная цель моих «мемуаров».

        Чтобы не усложнить себе задачу, буду просто вспоминать самые яркие эпизоды и картинки, может быть, даже не в том порядке, в котором они происходили. Ни сюжета, ни формы, ни сверхзадачи  —  только впечатления, только то, что придет в голову. Импрессионизм, так сказать. Что-нибудь да получится...

 

     …Там была Волга во всей красе, там был изумительной сосновый бор  — настоящий «шишкинский», была огромная, зловещая, багрово-желтая луна (первый приезд совпал с полнолунием); были великолепные панорамы цветущих лугов, высокое небо, воздух, полный запахов цветущих июльских трав; была тишина, настоящая тишина, в которой каждый звук слышен отчетливо, со всеми оттенками и послезвучиями. Но все эти мощные, можно сказать, всеобъемлющие впечатления теперь кажутся мне фоном для маленьких картин и событий, из которых, собственно, и сложились эти прекрасные дни.

 

                                                          Муравейник

 

       Утром последнего дня, когда все еще спали, я пошел гулять по дачному поселку. На участках пусто, погода сумрачная, похоже на близкий дождь, и все же во мне  —  тихая полусонная радость, истома во всех членах и ожидание чего-то хорошего. Наша дача  —  на предпоследней линии,  а за последней  –  лес стеной: мохнатые суровые ели с острыми верхушками, словно декорации к спектаклю о древней Руси, о разбойниках, о Бабе Яге и сером волке.

      Свернув на последнюю, ближайшую к лесу «улицу», я как раз встретил «волка»  —  огромного рыжего пса, стоявшего посреди дороги. Он внимательно осмотрел меня, поднял большую лобастую голову и потянул носом воздух. Стояла такая тишина и было так странно появление этого пса, что я не удивился бы, если бы он спросил меня хриплым басом: «Чего бродишь спозаранку? Ты чей? Из Москвы, что ли?» Я пошел прямо на него, он отступил, но долго еще я чувствовал на спине его угрюмый взгляд.

      Иду, а лес  —  рядом, подать рукой. Между нами всего лишь полоса высокой, в рост человека травы, в основном, крапива и иван-чай. Я высмотрел тропинку:  примятые стебли уже поднялись, но было видно, что здесь кто-то, ломая иван-чай, заходил в лес. Отчего не воспользоваться этой тропинкой и мне? Вперед!

       Мокрые узкие листья хлещут по щекам, кусается крапива, под ногами хлюпает, но я упрямо продираюсь к цели... Тропинка делает зигзаг и ведет к подобию мостика через канавку. Доски гнутся до воды, и я прямо с мостика прыгаю вперед... Еще несколько шагов, и, вырвавшись из холодных объятий мокрой травы, ступаю на сухую опавшую хвою, которая приятно пружинит под ногами.

       Лес  —  вот он, передо мной. Я уже могу дотронуться до него рукой, что и делаю. Шершавый бок ели  –  первое ощущение Леса. Я чувствую, что прикоснулся к чему-то живому, огромному, величественному, живущему в другом измерении и даже в другом времени. Делаю еще несколько шагов, и попадаю как раз туда, в другое измерение. Дачные участки, розовые кудряшки иван-чая, низкое заплаканное небо  —  кажется, этого вовсе нет. Иная вселенная окружает меня. Очень тихо, лес пуст, недвижим. И вдруг у меня возникает чувство, что за мной пристально наблюдают  —  меня заметили. Лес не возражает против моего присутствия, но я должен подчиниться его законам, как бы врасти в него. А у меня и нет ни малейшего желания выделяться, проявлять свою индивидуальность, наоборот, хочется стать как можно незаметнее, слиться с этим сумрачным миром, стать его необходимой частью, такой, например, как огромный муравейник, возвышающийся буквально в нескольких шагах от опушки. Он возведен вокруг остатка срубленного дерева, и пенек стал центром этого муравьиного мегаполиса. Его вершина на уровне моей груди, и мне не надо даже наклоняться, чтобы рассмотреть это циклопическое сооружение.

         По тщательно утрамбованным и обложенным сухой хвоей бокам, на срезе пня проложены проспекты и улицы, из глубины на поверхность выходят отверстия вертикальных шахт, и по этим бесчисленным путям, не спеша, но и не останавливаясь ни на миг, движутся жители лесного Вавилона.

         Я стою, завороженный совершенством, порядком и слаженностью всех компонентов этого удивительного организма. Муравьи движутся словно под какую-то неслышимую музыку, в каком-то сложном ритме, понять который мне, вполне квалифицированному музыканту, не дано, но я чувствую, что он есть, этот ритм, есть музыка, которая руководит миллионами жизней маленьких черно-рыжих существ, их сочетаниями и противостояниями, началами и концами. И мне приходит в голову, что именно благодаря этой вечной музыке, которая звучит в природе, время от времени возникают творения человека, которые ошеломляют своим совершенством как раз потому, что навеяны природой, «подслушаны» у нее. И чем яснее человеческий гений улавливает музыку природы и может поведать о ней другим  —  все равно, звуками ли, красками или словами  –  тем более он велик и современен. Поэтому самый великий композитор  —  Бах, он ближе всех подошел к постижению этого вечного великого закона жизни. 

       Вот какие серьезные мысли пришли ко мне в серо-зеленом сумраке елового леса во время созерцания обычного муравейника. Должен признаться, ни благоговение перед природой, ни возвышенный строй мыслей не помешали мне сделать маленькое разрушение муравейной обители только для того, чтобы посмотреть, как ее жители суетливо забегают, не понимая, что произошло в их лучшем из миров, и как дружно будут наводить порядок, без которого невозможна их жизнь.



#24283 в Проза
#12825 в Современная проза
#27521 в Разное
#3682 в Неформат

В тексте есть: лес, волга, дача

Отредактировано: 01.03.2020