Контрабандист эмоций

Контрабандист эмоций

Человек без привязанностей

Для того, у кого перемены - привычка, чем-то новеньким стало бы появление постоянства.

Он носил ботинки со звонкими каблуками, синие рубашки и светлые брюки, на густых русых волосах всегда красовалась темно-коричневая короткополая шляпа.

Именно так Джеймс был одет, когда ночью, в густом сумраке переулков, в очередной раз острым языком напросился на неприятности — группа молодых людей жаждала крови и без замечаний относительно их внешнего вида, запаха изо рта и коэффициента умственного развития.

- Да ладно вам, ребят, - он улыбался открыто и искренне.

- Слышь, ты, - смачно сплюнув.

«И этим все сказано», - хмыкнув, подумал Джеймс. И дал деру, придерживая рукой шляпу и гулко отстукивая каблуками по деревянному настилу. Ему нравились звук и эхо, разлетевшееся по переплетам переулков, которому вторил тяжелый бег преследователей.

- Вам пора бросать курить! - обернувшись, крикнул Джеймс, когда чужая поступь начала затихать.

Вслед послышался нечленораздельный и бессмысленный мат, едва оформившийся в угрозы. Он рассмеялся, ничуть, однако, не сбавляя в скорости. Мало ли. Выдохся парень, лишь оставив неприятный район доков у причала. Запах всевозможных отходов цивилизации впитался в рубашку, и Джеймс морщился, ощущая неприятное амбре.

Ночной воздух приятно освежал, выпуклое звездное небо освещало дорожки, петлявшие от одного покосившегося многоквартирного дома до другого. Деревянные здания в пять этажей с низкими потолками жались друг к другу, словно сироты, недобро глядя провалами темных окон на поздних праздношатающихся. Из некоторых слышались звуки застолья, шумного и дикого, столь неуместного среди почти кладбищенской тишины.

Жизнь в подобных районах не располагала к радости — самые бедные жители обитали рядом с краем небольшого летающего острова на отшибе воздушного архипелага. Где-то раздавались звуки работающего парового котла, пыхтение сообщало об относительном достатке хозяев. «Нарываются», - подумал Джеймс, не питавший иллюзий о нравах местных.

Прочувствовав сполна атмосферу царившей безысходности, он встряхнулся, засунул руки в карманы и, чуть пританцовывая, зашагал к берлоге, которую снимал за бесценок. Он намеренно выбрал этот район — здесь никому не было дела до происходящего, никто не удивился бы контрабандисту. Джеймс остановился у крыльца дома, где снял жилье, и впотьмах пробрался наверх.

В этом бедном городе он был отрадно чужим. Вечный странник и продавец редких диковинок, стоимость которых в легальных местах не оставляла надежд даже людям среднего достатка — и именно она позволяла контрабандисту оставаться на плаву с его четырнадцати лет.

Очень скоро Джеймс планировал покинуть негостеприимный город, славившийся бандитизмом, коррупцией и развратом — словом, в квартал красных фонарей он наведался первым делом. И остался разочарованным: дешево и сердито. Слишком сердито.

Только разукрашенные вульгарные дамы с порченными волосами и оголенными ногами, взъерошенными мурашками от неприятного промозглого ветра. И не было интриг, ярости, сплетен и связанных с ними глубоких историй о чистых чувствах — последние оставались лидером на рынке, но частенько их хозяева, не знающие курса валют, запросто отдавали их за безделушки.

Для Джеймса главным правилом оставалось не привязываться к местам, людям и явлениям. Не выбирать любимое блюдо, любимой женщины, друзей и цвет — проблемы возникали только с последним, синий и бежевый оставались в его гардеробе в большинстве.

В остальном человек без привязанностей ходил под небом странного мира пританцовывая и зная, что единственное его больное место — любовь к синим рубашкам. Но сожжение одежды в редких случаях является пыткой, разве что зверствующей зимой, так что себя Джеймс всегда оставлял в успокоительной безопасности.

Он убеждался, что сделал правильный выбор, глядя в погасшие глаза людей, у которых он едва ли не задаром забирал чувства и эмоции. Уходили они всегда с облегчением. Иногда Джеймс ощущал непонятное щемящее чувство, наблюдая за дружескими беседами и романтическими свиданиями, и всякий раз напоминал себе, каких страданий это может стоить потом.

Входная дверь щелкнула открывшимся замком и натужно заскрипела, пропуская временного хозяина в крохотную комнату. Густая мгла съела очертания мебели, пыльное небольшое окно едва пропускало звездный свет. Джеймс скинул одежду, как пришлось, и наощупь нашел кровать.

Утром его ждало последнее дело в этом городе, и, думая о скором отъезде, он улыбался.

***

Солнце едва продралось сквозь грязное стекло и расползлось приглушенными лучами — Джеймс спал глубоко и мерно дышал, раскидав конечности по узкой постели. И только въедливое жужжание мухи, проснувшейся от весеннего тепла, сумело вырвать его из сна.

- Ой, - кинув взгляд на часы, изрек он.

Пунктуальностью он никогда не отличался, и все отчетливее ощущал, как это вредит работе. Собираясь, Джеймс размышлял, как будет стратегически вернее — намеренно запыхаться, чтобы показать, как спешил, или войти с нагловатой улыбкой? Решив, что должен зайти, извиниться и вести себя сдержанно-деловито, он покинул дом и широким шагом двинулся к месту встречи.

Богатые горожане жили в собственных домах с широкими стеклянными окнами, маленькими садами и ограждались от мира высокими заборами — соседство с отщепенцами их явно не вдохновляло. Несмотря на провинциальность, муниципалитету удалось выделить кусок дорогой земли с озером под центральный парк, который Джеймс прошагал быстро и назло расправив плечи под подозрительными взглядами редких аристократов и процветающих торговцев.

Адрес на измятой бумажке на проверку оказался ухоженным невысоким домом недалеко от центра города. На всякий случай еще раз сверившись с написанным, Джеймс уверенно постучал, настраиваясь на спокойный лад и подбирая точное приветствие — от первого впечатления зависел успех сделки. Девушка по имени Мэри, родом из обнищавшей аристократической семьи, открыла ему дверь.