Косметическая операция

Косметическая операция

- История, как наука, учит нас одному — этикету.

- Вы хотите сказать, что история учит только правилам хорошего тона, и все?

- Поверьте, этого не мало.

(Из разговора с академиком Чемезовым)

"Мы вот только что носили нашего Барсика к ветеринару. Мы его кастрировать решили, а то Геняша ругается. Говорит, что Барсик все углы пометил, и теперь в квартире воняет, как в магазине. Я бы и одна пошла, но мне очень страшно было — кто его знает, что за человек этот ветеринар. Вдруг псих какой-нибудь, а я психов боюсь. У нас в подъезде живет один псих. С виду тихий, а как начнет о погоде говорить, глаза кровью нальются, щека дергается - убить может.

Пришли мы с Геняшей, думали, там очередь, не мы ведь одни котов кастрируем, у людей

это принято, а народу — никого. Вышел ветеринар.

- Вы, девушка, здесь посидите, я сейчас. И забирает у меня корзинку с Барсиком.

- Подождите, доктор, - говорю, - ему хоть не больно будет?

- Какое «больно», мяукнуть не успеет.

И ушел с Барсиком. Мы сидим, ждем. Вдруг из-за дверей истошный вой. Я даже не поверила вначале, что это Барсик так выть может, но это он выл. Вынес его нам ветеринар, принял у Геняши деньги, посмотрел на меня строго и говорит Геняше:

- Девушке хорошо бы водки сейчас выпить, пройдите - ка в то вон помещение.

Повели они меня. А я иду, ноги подкашиваются, и только Барсика к сердцу прижимаю.

Заходим в комнату - странная такая комната. По стенам цепи с ошейниками прибиты, на полу куски мяса валяются. На одной цепи в углу сидит огромный ротвейлер, а в центре комнаты за столом мужчина чистит ружье.

- Ты, Лукич, угости - ка клиентов, а то барышне дурно стало, - сказал ветеринар и ушел, оставил нас с этим мужчиной. «Лукичом».

Тот ружье убрал, достал бутылку из стола и стаканы. Потом достал огроменный кусок мяса и отрезал несколько кусков. Мясо-то вареное было.

- Тут у нас «Спецавтобаза» базируется. Собак бродячих отлавливаем, - объяснил он нам, - для

того и ружье. А на мясо мэрия деньги отпускает, собак кормить. Выпьем.

И остатки мяса бросил этому привязанному ротвейлеру.

- А правда, люди говорят, что у собаки кость даже хозяин забирать не должен — укусит? -

спрашиваю.

- Да, - говорит, - нехорошо у собаки кости забирать. Неправильно это.

Тут он посмотрел на тот кусок, что ротвейлер уже грыз.

- Что-то многовато я тебе дал, еще ведь пудель не кормлен.

И, представляете, подошел к псине и прямо из пасти у нее вытащил кость. Отрезал ломоть и

Выпили, мне полегче стало, а Геняша и вовсе сдружился с этим Лукичом. Чуть не обнимаются сидят. А Лукич Геняше рассказывает:

- Я ведь, Генка, летчик. Сто боевых вылетов. Скучно мне тут с вами, гражданскими людьми.

Честное слово, по весне уеду по контракту в «горячую точку». Невмоготу мне такая жизнь.

А ты где служил?

- Морпех, - Геняша-то мой в морской пехоте служил. Там форма такая красивая. Да он и сам.

- А я с детства о небе мечтал, даже в космонавты собирался. Рапорт подавал об зачислении. Чуть-чуть не попал.

Допили они водку, попрощались мы и пошли домой. Я Барсику спинку глажу и все думаю об

этом Лукиче.

- Геняша, - говорю, - а правда, что у космонавтов детей не бывает?

- Что ерунду - то порешь, детей нет! А зачем женщин в космонавты берут — не знаешь? А

чтоб проверить, сможет женщина в космосе родить или нет. Им, может, годами лететь придется. Десятилетиями.

- Подожди, - говорю, - так они что, прямо в космосе, что ли, этим занимаются? Ну, этим самым?

- Ты что, - говорит, - дура полная? Что же им за этим - на землю возвращаться?

Ну, тут я даже остановилась. Это что же за безобразие у нас в космосе творится. А правительство, наверное, не знает, нянчится с ними, дармоедами.

- Геняша, - говорю, - давай напишем куда следует, про космонавтов-то?

- Сейчас врежу тебе, - говорит, - писательница.

Я обиделась и замолчала. Он такой. Как-то приревновал меня и ударил несколько раз. Хотя

я повода не давала. Не то, что Баклушкина. Та всюду, куда не пойдет, такую короткую юбку наденет — хоть стой, хоть падай. А у самой - то ни специальности, ни работы путней. Одни ноги. Вообще — то Геняша не драчливый. Наоборот, предприимчивый. Ипотеку вот оформил. Машину в кредит купили. Теперь живем, как люди".

- Поехали, братишка, в Москву, вот прямо завтра, давай и поедем. В достойный кабак какой сходим. Хоть, наконец, цивилизованной пищи поедим, а то у меня от этих чебуреков собачачьих бурчание в животе неукротимое. Помнишь жаркое из барашка на Якиманке? А уху по-суворовски в «Национале» - помнишь?

Уху по-суворовски я помнил. Мы тогда сидели с Шурой Пригодой — это он сейчас меня уговаривал — в ресторане, и ждали свой заказ. Мне приспичило в туалет. Сделав дело, я вымыл руки и стал искать глазами по стене бумажные полотенца. Полотенец не было. Тут сзади раздалось деликатное покашливание. Строгий мужчина с плотно сжатыми, волевыми

губами значительно смотрел мне в глаза. На его левой руке был одет большущий рулон, видимо, выпускаемый по спецзаказу, полотенец. Правая рука с широкой, как совковая лопата, ладонью была протянута ко мне и сомненью места не оставляла. «Сколько же давать?» - растеряно думал я. Я представил, что сыплю на эту ладонь нищенскую мелочь, и тогда плотные офицерские губы разжимаются, и я слышу суровое: »Молодой человек, Что за безобразное поведение? Кто были ваши учителя? Разве вы не знаете, что в России давать «по-маленькому» - это унижать честь и достоинство вашего визави?»