Космический трамвай

Космический трамвай

— Просто… Это так страшно, понимаешь, о чем я ? Пустой космос, безграничный, прекрасный и вечный пугает своей неизведанностью и всесильностью в отношении наших судеб: даже сейчас наша жизнь зависит от его воли, случайный метеорит может в любой момент прервать наш диалог…

Он прислонился щекой к окну маленького космического трамвайчика, который медленно, с таким привычным для нас, теплым скрипом ехал по рельсам, проложенным в холодную черную вечность. Я же приоткрыл форточку и, все еще поглядывая на своего мрачного собеседника, набивал свою трубку мыльным раствором со вкусом bubble-gum, который я успел прикупить по дороге на трамвай. Мгновение спустя по вагончику полетели маленькие розовые пузырьки. Окружая меня и моего товарища, они защищали нас от любопытных взглядов других пассажиров. Теперь мы с ним словно спрятались в иглу из пузырей. Не самая родная ассоциация для простого советского работяги, но ведь даже иглу для нас куда ближе и роднее, чем холод далеких звезд.

На его щеках проступил румянец, в глазах заиграл знакомый энергичный блеск. Он отвлекается от своих страхов и дает волю радости и восторгу:

— И все таки, — говорит он, — только посмотри, куда нас привел прогресс! Люди, еще недавно бегавшие с палками, строят заводы и фабрики на Луне, на Марсе! Мы живем в чудесное время, мой дорогой друг!

Вместо ответа я вновь заполнил легкие мыльными пузырями и перевел взгляд на окно. В нем вселенная показывала свои сложные и бесконечно красивые узоры, которые складывались в один большой волшебный калейдоскоп. И, казалось бы, я ведь тоже должен радоваться, так ? Я просто обязан согласиться с тем, что мы живем в чудесный век. Это уже не вопрос мнения, а, как говорят люди вокруг, здравый смысл. И все таки… Нет, я не могу кивнуть ему в ответ, не могу улыбаться, думая о бесконечных возможностях современного человека. Не могу вернуть в глаза огонь. А он горел в них, дорогие друзья. Поверьте мне, глаза мои горели ярким пламенем.

Грузная кондукторша с добрым лицом и мягкими материнскими руками начала свое шествие по вагону. Под ее тяжелыми шагами трамвайчик слегка покачивался на рельсах, но и это не вызывало страха, наоборот, напоминало о доме. Работникам космических заводов начальством выдаются проездные, но я все равно прошу кондукторшу дать мне билет.

— Вечно вы просите, совсем как ребенок. — пожурила меня женщина, но добрая улыбка не покидала ее лица, — Ладно уж, берите, но больше не пускайте пузыри в трамвае. Пассажиры жалуются.

Я тихо кивнул ей в ответ и посмотрел на билет. Счастливый. Снова. Я непременно хочу загадать желание, но ничего не приходит на ум, поэтому я просто ношу их в карманах в надежде, что однажды я снова смогу мечтать, и такое количество счастливых билетов исполнит любое мое желание.

Старое поколение так и не смогло привыкнуть ни к космосу, ни к безопасному заменителю табака в виде пузырей, вот и ворчат кондуктору и друг другу о работниках помоложе. И, на самом деле, мне становится немного грустно, совсем чуть-чуть, от мысли, что они последние противники новой жизни, и, когда они исчезнут, никто уже и не вспомнит, что люди жили иначе. Что люди лишь мечтали о звездах, а не покоряли их.

В этом то и беда, в этом и заключается мой тихий протест, моя уклончивость в вопросах, касающихся текущего века. Все свое детство я лелеял мечту о звездах. В букинистических магазинах я скупал пыльные звездные атласы и развешивал карты оттуда на стенах моей маленькой комнатки. Я собирал модели ракет, читал рассуждения философов и ученых о природе звезд, но не соглашался ни с кем из них. Я был убежден, что звезды и есть люди, что, покидая физическое тело, мы становимся вечными наблюдатели космической красоты. И, чем ярче человек живет, тем ярче он будет освещать путь заблудшим на Земле людям после своего физического исчезновения. А Солнце, рассуждал я, Солнце, должно быть, и есть Бог. Создавший волшебство космоса и людей, способных мечтать об этом волшебстве, он увековечил себя в форме самой могущественной и прекрасной, как я считал тогда, звезды…

А как загорелись мои глаза, когда запускали первые ракеты, как они горели, когда люди заговорили о свободных путешествиях для рабочих! Я был одним из первых добровольцев, и… И все… Космос так близко. Его красоты прямо передо мной. Я могу высунуть руку в окно маленького красного трамвайчика и коснуться его волшебной пустоты. Но, как только он стал доступен, как только мечта сбылась, пустота перестала быть волшебной, а огонь в моих глазах угас. Теперь нет нужды в пыльных звездных атласах — каждый день открывают десятки планет и отправляют миллионы людей для их колонизации. То, что когда-то было недостижимым чудом, стало рутиной сотен тысяч рабочих. И я, пусть еще и не старик, все еще принадлежу к веку романтики, веку, когда люди мечтали о звездах, а не покоряли их. И когда я исчезну, когда исчезнут ворчливые старики, что жалуются на мои мыльные пузыри, вместе с нами исчезнет и мечта о звездах. После нас останется лишь практичная реальность.

В глазах поплыло, звезды в окошке стали кружиться в причудливом танце. Я протер глаза и молча кивнул своему товарищу. Тот вопросительно посмотрел на меня, после чего улыбнулся и сказал:

— Ну что, выспался ? Мы почти на месте. Последняя командировка перед отпуском, а ты такой вялый! Да и задача на этот раз совсем уж простая: собрать осколки звезд и перемолоть их на станках. Хороший строительный материал получается. Во время отпуска, наверное, полечу на ту водную планету… Сниму себе маленькую лодочку и поплыву, куда глаза глядят. И не нужно будет ни о чем думать, ни о чем беспокоиться… Может даже книжку свою напишу!

Я мягко улыбнулся. Водная планета — это хорошо…

— А у тебя какие планы на предстоящий отпуск ? — спросил он, улыбаясь еще ярче, чем раньше.

— Какие у меня планы…

К счастью, отвечать не пришлось: трамвайчик вошел на орбиту планеты и со скрипом остановился. Рабочие потихоньку стали покидать вагон. Сначала из окна был виден лишь красный песок, но, стоило мне приглядеться, и я увидел, как ярким блеском на нем отсвечивают осколки упавших звезд. И тут мое сердце болезненно застучало, к голове прилила кровь, в глазах на секунду потемнело… Нет, это глупо… Но… Пока все надевали форму, я воспользовался возможностью, выбежал из трамвая и побежал к осколкам. Люди удивленно смотрели мне вслед, кондукторша кричала что-то про неподобающее взрослому мужчине поведение, а мой товарищ даже попытался меня догнать, но разве можно соревноваться в скорости с тем, чье сердце напитано сладкой болью надежды, чьи конечности пружинят азартом и безумным возбуждением ? Лишь однажды я обернулся назад: я хотел, чтобы он увидел в моих глазах блеск и запомнил меня таким. Запомнил меня по-настоящему живым.