Космогенетическое прошлое задумано ли - наперёд?

Космогенетическое прошлое задумано ли - наперёд?

Вышел на яйце своей одинокой важности и молчишь, как будто замираешь в разыскиваемом бытие одолжения юмора..



Сидим и понимаем торжество благодатного юмора в уме, не нашедшего выход по ту сторону мысли на жадном прииске иметь своё мнение. Вставая и рассаживаясь поудобнее в свои опрометчивые кресла, расположенные в удобном ситцевом поле равенства и сгубленной маски отживших аллегорий. Та душа, что старалась ранее умертвить способность думать перед собой - теперь стала умирать от космогенетического бездействия и во всей своей полноте уходить по отжившей стороне морального фатума наверх. Туда, откуда нет выхода даже оперившемуся слову внутри золотого яйца над личностью Вселенной. Оно сегодня ищет своё монументальное сечение и расправляет крылья, как только ты устал и не можешь больше умирать по ту сторону непроявленной жизни. Искать юмор перед собой также легко, как чистить зубы по утрам, и надевая новые брюки уходить от собственной беспечности, приземляясь на социальном возрасте космического света бытия. Жил ли ты над этими «приходящими в ум личностями» или рассматривал спокойствие души над разморенным светом большой улицы? Та задняя мысль всегда оставалась конечным остатком личного благоразумия, что выходит из негодования к способности творить благо для себя. Так и сделал Кирилл, опустошая свои меркантильные формы рассуждения в уме, находя в брюках сотни и тысячи лир в руках окаменевшего воздуха долгого ожидания. Ты ждёшь постоянно, что завтра станет ещё удобнее отживать эту свободу в личном свете работы и семейного отдыха, а ласковый рассвет занесёт способность летать под нужным чувством юмора твоё нетронутое слово к тебе в лицо.

Но сегодня мы сидели вдвоём я и мой друг Дима, а ночь шевелила пустошь во дворе каменных строений за задней мыслью: «как хорошо быть чувством жизни наперёд». Взлетающие фейерверки и всплеск активной молодёжи, стоически выдержанные крики, то и дело доносились и отчуждённо убеждали нас о правоте существования мнительности полюса жизни во всём мире. Как же угадать этот полюс не прибегая к истине на ходу реальности между людьми? Они в неслышной одежде уже движутся и роют свои подземные ходы насквозь дремучей словом атмосферы, когда ты спишь и тяжело дышишь о трудное и властью заполненное преимущество в личном благе. Но торжествовать этим людям будет недолго, ожидая свою спесь со скатившейся каменной стены. Ведь даже личные фантомы перед собой не запугивают существенным страхом, понимая, что ты уже умер и сам стал космическим светом в представлении мира ожидания самого себя. Космогенезис ждёт тебя за дверью скромно утомлённой ночи и лишь выпадает снег, а его предвидение вкрадывается осторожной сущностью и дремучей бессловесной коркой мучает внутри большего блага. Нормой ты был для других, а твой друг Дима не сам повторил свою проблему прохождения случайности бытия. Он упал на этой ступени и в ожидании существования мира не стал покоряться мнительной оболочке животного права человека. Это было время необъявленной войны самому себе и частый холод выл под утренним звоном стекла и бетонных стен, направлявших казус мести на личное благородство в умах вероятности свободы. «Что будет завтра, если мы не одолжим Илье сто тысяч?» - внезапно спросил Дима и замер в своём слове аккуратного возраста. «Он ведь не дотянет до следующего месяца на своей запутанной и созданной ситуации между прошлой мечтой и настоящим ходом безумия в личной тоске?» «Так ему и надо!» - ответил Кирилл. Он нащупал сигареты в кармане и тщетно ухмылялся, чтобы собраться с мыслями над эталоном другой реальности космогенетического тщеславия внутри. «Если он умрёт от тоски - это будет на твоей совести. Ты сам говорил, как тяжело сегодня прожить в Риме, шатаясь по пивнушкам и подмигивая тоннами слов о несбыточной власти своего самолюбия в эго», - тут Диме пришлось призадуматься и остановить поток своего душераздирающего смысла на философской паузе. То была осторожность внутри глазомера, от которого отделялось золотое яйцо к своей пресловутой лирике частной жизни.

Подыгрывать всегда тяжело и неоконченный смысл также шевелит робкое чудо, пока к нему движутся потоком части земной суеты. Вместе они образуют дружную компанию или земное превосходство в будущем, из под цели которого несётся этот чёрный поезд за умилительным голосом негодования бытия. Ты слышишь его каждый день и что - то осушает горло, как блики лучших воспоминаний трогают твои меркантильные задатки быть лучше и сразу отождествляют сердце на половине прожитой жизни внутри бытия. Не страх у тебя первый и не в нём ты слушаешь своего друга Диму, а шаги к большему чуду соображения карьериста со схожестью низводят тебя, как лично карающего прошлое за обиды и непонимание лучшего, что ты оставил внутри. В этом ходе многомерного сознания космогенетически ты претворяешь чудо под смыслом работы и делишься впечатлениями из блага - другим, но от них не стало отходить существо тщедушной демагогии и мерзко напоминать о случае внутри произошедшего. Кармой это назвать нельзя. Нельзя выяснить точное слово в восходящей философии движения вокруг жизни в городе. Ты берёшь свой мобильный телефон и отображаешь свет из прошлого юмора, сам над собой подтрунивая между альтруистической формой наглости и смешанной улыбкой жить на свободной душе.

От кого ты освободился сегодня? Кто стал для тебя деревянным идолом и смирно падает под смертью к остановленной робости жить здесь? Всё оставшееся столетие померкло и движет эту существенную форму утомлённой души, подмигивая тебе через компьютерный диалог на скормленной лжи к предрассудку обуздать это время. Колизей не был достаточным правом обходить сотни газет, он ухмылялся тебе лично под нос, как хорошо жить внутри Вселенной распределённой материи и с пользой ощущать свои гиблые тени человеческой надежды. Они нам рознь и человеческий космос, они тают, а только увидят разницу во мгле непостоянства жизни - то сразу удивляют своими разумными заготовками, как лучше умереть на сей раз. Ты ощутил это приготовление к смерти и в шаге от блуждающей звезды снял своё пальто, вышел на середину комнаты и философски открыл свою пользу ценителя рассудительного эгоизма. Пусть образ давней мечты не сгорел и генетически превзошёл свои мёртвые шаги на космической маске безумия - ты стал уставать, когда подбирал к нему ключи, чтобы забыть эту свойскую обречённость жизни из прошлого. Какая - то формальная причина не давала удивлять своей спонтанной ролью мир грёз, а Дима сидел и курил новый свежий табак, для того и приготовленный, чтобы ощущать прелесть изнеженной маски сговорившегося космоса внутри непревзойдённого фатализма будущего.