Костер чужих желаний (книга 2)

Глава двадцатая

Дети мои, если вы боитесь потерять что-то – потеряйте.

 И больше не бойтесь.

(Из проповедей странника Бэхора)

Арха ударилась в собственное тело с разгона, как будто плашмя грудью в стену влетела. Даже дыхание перехватило. Зрение сузилось, словно она в тоннель смотрела. И на другом его конце высилась каменная трибуна посреди громадной квадратной площади. А на этом постаменте – сложенные срубом бревна и вязанки хвороста. Да ещё столб с безвольно повисшими кандалами, тёмным пальцем тычущий в небо…

Но не успела ведунья и моргнуть, как площадь от неё загородили. Деревянная решётка, в которую она вцепилась обеими руками, взорвалась, разлетелась даже не на прутья – на щепки. Лекарку подхватило, подняло в воздух. Демон стиснул девушку, прижимая, словно хотел втиснуть её в себя, спрятать внутри. Глаза цвета свернувшейся крови отгородили от Архи мир.

- Всё, - выдохнул он в волосы девушки, - всё закончилось.

В следующий миг площадь пропала, словно её тряпкой стёрли. Хаш-эд стоял в маленькой спальне с выскобленными добела простыми деревянными полами. И кроватью, накрытой лоскутным стёганым покрывалом. Пахло в комнате, как и прежде – лимонной натиркой и свежей сдобой. А в окно с частым переплётом ромбиками скреблась голая ветка с единственным, скрученным в жгутик листком.

Последний раз, когда Арха видела это окно и эту ветку, листья на ней были окрашены богатым осенним золотом.

Вот как раз после этой мысли ведунью и затрясло, как в жёсткой лихорадке.

- А где твоя кормилица? – лекарка едва сумела это выговорить сквозь выбивающие чечётку зубы.

- Здесь никого нет. И не будет.

Дан уложил девушку на кровать. Опёрся кулаками в подушку у висков ведуньи, нависнув темной громадиной. И молча смотрел на неё. Определить по каменной физиономии, о чем он думает было невозможно. Впрочем, как и всегда.     

А Архе больше всего хотелось залезть под одеяло и согреться, наконец. Хотя, сначала можно и вымыться. Ведунье казалось, что от неё воняет, как от навозной кучи. Особенно от волос. И эта вонь была повсюду. Заплетённая монашками коса распустилась и грива, которой лекарка так гордилась, лезла в нос, как сгнившим мехом укрывала плечи.

Девушка попыталась одной рукой собрать шевелюру. Получилось неловко, а смрад только сильнее стал.

Дан, наконец, перестал изображать собой каменное изваяние. По-прежнему молча демон завернул ведунью в покрывало, как младенца, и просто вышел из комнаты. Не сказать, что лекарку это сильно расстроило. Эмоций, как и мыслей, в ней вообще осталось маловато. Ведунья даже сообразить не могла: реально происходящее или это ей всё только мерещится.

Сколько отсутствовал хаш-эд, Арха понятия не имела. Но он вернулся. Вытряхнул лекарку из кокона и просто разодрал на ней рубашку – от ворота и до самого подола. А лохмотья швырнул в камин. Кстати, когда он его успел разжечь, ведунья тоже не поняла.

Толстая ткань поддавалась огню неохотно. Сначала она задымилась, потемнела, как бумага. И только потом маленькие, робкие ещё язычки огня лизнули комок, подсветив грубое переплетение изнутри. И вот тут с Архой что-то случилось. Она взвыла, дёрнулась, вырываясь из рук демона. Сухие, без слез рыдания забили горло, как ватой.

А потом ведунья поняла, что сидит в ванне, полной очень горячей воды и очень пушистой мыльной пены, которая почти невыносимо пахла розами. И этот тяжёлый маслянистый аромат забивал всё – даже тюремную вонь. А ещё над ней что-то щелкало. И от этого щёлканья голова становилась лёгкой и как будто бы пустела.

- Что ты делаешь? – прокашляла Арха.

Абсолютно безумный и бессмысленный вой рвался из груди, распирал ребра.

Демон не ответил.

За спиной ведуний звякнуло, потом полилось. Хаш-эд, едва прикасаясь к ней, вымыл лекарки голову, ставшую, кажется, раза в два меньше. Потом встал рядом с ванной на колени и жёсткой, почти как тёрка, мочалкой начал буквально сдирать с девушки кожу. Это было по-настоящему больно. Но становилось легче. Сумасшествие затихало, съёживалось.

Дан поднял Арху на ноги, окатил чистой водой и бережно промокнул раздражённую, облегчённо зудящую кожу. Вынул лекарку из ванны, поставив перед зеркалом. Потянулся через плечо ведуньи, протирая ладонью запотевшую поверхность.

- Посмотри! - приказал он.

Арха упрямо замотала головой, уставившись в пол.

- Посмотри! - повторил демон, без труда подняв её подбородок.

В зеркале отражалось… странное. Наверное, это все же была сама ведунья. Вот только шевелюра её куда-то подевалась, оставив вместо себя шапку намокших темных кудряшек. Глаза выглядели ещё больше, чем обычно. К сожалению, уши тоже. Но все вместе смотрелось довольно миленько. Но не будь ведунья уверена, что смотрится в зеркало, она не дала бы девчонке напротив себя больше 16 лет.

А за спиной этой малознакомой девицы стоял хаш-эд в насквозь мокрой, с закатанными до локтя рукавами, белой рубахе. И чёрная фигурка шаверки на его фоне смотрелась совсем хрупкой. Демон обнял ведунью за плечи, как будто укутал руками.

- Вот это реальность! - сказал он тихо. – А все остальное тебе приснилось. Поняла?

Арха отрицательно помотала головой.

- Сейчас объясним.

Он снова подхватил девушку на руки и…

И объяснил. Долго, старательно, подробно и очень убедительно. Пока силы не кончились, а перед глазами бархатным занавесом не заколыхалась Тьма. Но и тогда он не остановился, доказывая, что у них совсем другая, отличная от всех, реальность – одна на двоих. Доказывая до лавы, выжигающей вены. До жара, плавящего мышцы, кости в податливую глину. До искр в темноте.

Ведунья горела, сгорала, выгорала до пепла. Рассыпалась прахом во мраке и жила. С каждым судорожным вздохом – жила. С каждым стоном – жила. С каждым спазмом она жила, жила, жила!



Отредактировано: 06.04.2016