Кожу выделывать толком он так и не научился. Пренебрег уроками в свое время, а теперь ему даже нравилось, когда толстая, засохшая шкура вдруг поддавалась, смягчалась и садилась как родная. Чудесный момент! А ведь он мог бы прожить всю жизнь, так и не узнав, какой волшебной силой обладает – он нисколько не сомневался в собственной исключительности, – каким талантом одарен. Слава богу, помог случай.
...холодно тогда было, осень уже начала по утрам подмораживать лужи. Он прогулял школу – ходил по пустынному парку, сшибал палкой с деревьев последние листья. Сила бурлила внутри, требуя выхода, вспоминалось, как пару недель назад скулил щенок с перебитой лапой. Пришлось стукнуть его посильнее, чтоб не сбежались жалостливые девчонки. Жаль, он хотел попробовать кое-что новенькое.
Из-за кирпичного строения – то ли котельной, то сарая – выскользнул кот. Толстый, серый, наверняка домашний, потому что непуганый, он гордо шел навстречу, неся как знамя пышный хвост.
На хвост он и купился. Ну кот, ну убил – ничего особенного, а вот хвост... хвост был прекрасен! Он долго играл в индейцев и трапперов, привязав окровавленную мочалку к шапке. А идя домой, спрятал ее в портфель. Так и уснул, намотав на палец серый хвост.
Ночью же, проснувшись из-за непонятного желания, он спрыгнул с кровати и увидел лапы. Лапы подпирали худое кошачье тельце, а серый пышный хвост совсем не вязался с общим видом. Все это он увидел в зеркале и испытал не страх, не ужас, а чистый восторг. Какое чудо!
Чужая шкура сползла на рассвете, вновь обернувшись хвостом – помятым и вонючим. Он же решил проверить, что это: сон или явь? В ход пошли перья из хвоста дохлой вороны, надорванное ухо первой встречной дворняжки, брелок из кроличьей лапки. Он превратился во всех этих животных, приобрел их внешность, оставаясь внутри самим собой. Осечка вышла разве что со змеиной кожей, которую он отыскал на даче. Наверное, ничего не получилось из-за того, что змея была еще жива.
Все это развлекало и радовало недолго. Потом он заскучал. И впервые примерил человека...
Шкаф пришлось устроить в холодильнике: он убрал полки, прикрепил крючки и развесил костюмы. Со временем он надеялся оборудовать настоящую гардеробную в подвале. Подключить систему кондиционирования, непременно установить вентиляцию – и зеркала! Много зеркал, много света, белые подиумы и золотистые ковры. Да, вызывающе, но ему хотелось подчеркнуть красоту каждого экспоната.
Уродов он избегал. Некрасивые люди, как ему мнилось, оскорбляли саму природу своим несовершенством. Почему, почему они такие? Ведь есть же симметрия мирового порядка, есть гармония! Самый крохотный цветок – идеал, но только не люди. То слишком высокие, то низкие, толстяки, худышки, носатые, с выпученными глазами, лысые, губастые... Эталоны приходилось искать долго. Настоящая красота требует поклонения, и он лишь скромный почитатель.
Пальцы пробежались по вешалкам, выбирая наряд на вечер. Этот? Юноша, почти мальчик, с чистыми глазами и такими тонкими чертами лица, что он едва не расплакался, когда впервые увидел его. Или этот? Девушка, смуглая и кудрявая, в движениях которой было столько страсти. Нет, не сейчас. Тогда это? Стройный и гибкий парень с точёным профилем и несбывшимся чемпионским будущим. Нет, все не то.
Может, она? Костюм истрепан, дыры небрежно заштопаны грубой нитью, кое-где виднеются темные пятна. Его первая работа. Его первая любовь и жертва. Наверное, сегодня именно тот вечер, когда стоит вспомнить прошлое, вздохнуть по ушедшей юности. До нее он был невинным. До нее он не трогал людей.
Шкура поскрипывает, налезая на широкие плечи; он морщится от неприятного запаха. Короткое кожаное платье облегает его безусловно мужскую фигуру. Невидимая глазу дрожь пробегает по телу, и он меняется в один миг: зеркало отражает задорную девочку-подростка. У нее васильковые глаза и пушистые ресницы, на вздернутом носу ровно семь крупных веснушек. Тяжёлая коса свисает до пояса.
В груди сладко тянет. Вечер, одуряющий запах сирени, звонкий смех. В память о ней он высадил во дворе три деревца сирени и пять кустов роз.
Туфельки на ремешке, платье в клетку, сумочка – он подобрал похожую одежду, – все сидит как родное. Покрутившись перед зеркалом, он выходит в теплую летнюю ночь.
Парк наполнен народом: парочки воркуют на лавочках, под фонарями кучкуются мамочки с колясками, не спеша возвращаться домой. Он уходит от толпы подальше, в самые темные уголки, щекоча нервы. Если б они знали, кто скрывается под маской милой девочки.
От непривычной обуви болят ноги. Кажется, на левой появилась мозоль. Плюнув на все, он снимает туфли и идет по траве, наискосок пересекая газон. Поодаль виднеется вязь кованой ограды, за ней шумит трасса, гремит очередной хит. А тут – сейчас – темно и пусто, пахнет юностью и ночью.
Он не успевает дойти до выхода. Темная фигура, выскользнувшая из теней, хватает его за тонкие девичьи руки, заламывает их и втыкает в бок нож. Теряя сознание, соскальзывая вниз, в счастливое бездумье, он успевает взглянуть в лицо своего убийцы и подумать: "Какой урод..."