Ковидиоз

Наточка перешагнула через грязную лужу у подъезда ее дома, небрежно растекшуюся прямо посреди двора. В этом импровизированном водоеме принимали утреннюю ванну облезлые серые голуби, хромые на пару пальцев. Худенькая девушка с остроконечными плечами, спрятанными под розовым пальто, берегла демисезонные ботинки. Уже вторую зиму подряд благодаря теплой погоде она избавлена от нужды покупать новые сапожки. Хорошая кожаная обувка стоит как несколько десятков пачек макарон. С недавних пор все измеряют свою жизнь в бакалейной продукции.

Наточка запрыгнула в ржавый автобус, в дверях которого толпились озлобленные на жизнь люди. Девушка с испугом взирала на вечно недовольные понурые лица. Во рту одной женщины Наточка Александровна Пирогова смогла рассмотреть мякиши белого хлеба, застрявшие между кривыми зубами; под глазами мамочки с двумя полуторогодовалыми дитятками она заметила сине-черные синяки, неаккуратно замазанные тональным кремом.

Пока корреспондент городской газеты добиралась с окраин к центру, контингент прямостоящих и прямосидящих в «проловозе» (так в бытность прозывали автобус) несколько изменялся. На смену мамочке, вышедшей у городской больницы №66, зашла дама под сорок с диковинными черными усиками. Женщина более всего напоминала цыганку. Распространяющийся по всему салону перегар и аромат немытых ног заставляли смущенных этаким курьезом пассажиров прятать припудренные носики в шарфы или платочки. Некоторые догадались наконец-то надеть маску, небрежно стянутую еще на входе. Так или иначе, но цыганка поспособствовала исполнению нового губернаторского указа. Маску натянула и Пирогова, скрывшаяся в толпе. Всю долгую поездку девушка набрасывала план на день сегодняшний и завтрашний, да и на всю неделю вообще.

Каждый понедельник начинался одинаково. В редакции уже ждали новых идей и предложений. Провинциальные газеты чахли и вымирали одна за другой, но Наточка Александровна давным-давно убедила и себя, и главного редактора, что лишь на ней держится «Пролетарский вестник». Именно в этой газетенке с скромным даже по меркам газет тиражом работала пятый год бывшая выпускница местного филологического факультета. Газета арендовала целый этаж в одном из серо-коричневых зданий на городской площади, названной в честь революционера отечественного или зарубежного. Незнакомые никому фамилии и имена стали до того родными, до того тепло отзывались в сердцах жителей, что, кажется, они поверили в существование этой Люксембург и Бебеля. Наточку буквально вытолкнули из «проловоза», все-таки испачкав демисезонные ботинки.

Какая-то полноватая бабушка в валенках, переживших дефолт и разгром «НТВ», несколько раз потопталась на Пироговой. Та лишь бросила невинный взгляд на «неразумную» старушку. Наточка души не чаяла в разного рода пенсионерах, ибо видела в них черты своей бабушки, умершей не так давно от известной болезни.

Каждый раз заходя внутрь офиса, девушка мысленно проклинала себя, что пандемия не добралась до нее, одолев Степаниду Антоновну. И пока ее мать и отчим жалели о невыплаченной досрочно ипотеке и отложенном в долгий ящик отпуске, Наточка искренне тосковала по ушедшей в мир иной бабушке. В ближайшее время должна была появиться вакцина, и Пирогова с вожделением ждала этого торжественного момента, когда она, исполненная гордости, сбросит блузу и лифчик и самолично вонзит в себя шприц с прозрачной жидкостью. От этих мыслей по телу пробегали мурашки, а маленькие ладошки, испачканные в синих чернилах, потели вдвое больше.

Не успела Пирогова войти, как столкнулась с безумным гвалтом, накрывшим ее с ног до головы, подобно цунами вблизи Осаки. Коллеги ее суетились, готовя материал для нового номера. Но даже в этакой сумятице у них находилась минутка для зеленоглазой блондинки, приветствующей всех собравшихся в столь ранний час.

- Всем доброе утро! Приветики! Здравствуйте, коллеги! – речь ее была заливиста. В каждом слове и особенной пионерской интонации чувствовалось желание вывести газету на первые места во всем.

Живя логикой пятилеток, Наточка тем не менее любила зачитываться любовными романами, выбрасываемыми тоннами в канун «черной пятницы». На ее рабочем столе было всегда припасено пару пончиков и учебников по саморазвитию. Пирогова старалась развиваться в различных областях с попеременным успехом: в дороге она обыкновенно читала про маникюр, в обед старалась уделить внимание котировкам акций, а по вечерам, выполнив домашнее задание главного редактора, девушка могла позволить себе насладиться очередным творением Маши Трауб.

Коллеги отвечали точно таким же радушием, подлинными улыбками, сошедшими с лучших фресок католических соборов. Миловидные лица худощавых интеллигентных журналисток и благородные осанки достопочтенных спецкоров, побывавших в горячих точках ЖЭКа и муниципальной администрации, приближали Наточку к мысли, что она находится в раю. Пирогова не спешила на тот свет, в отличие от многих парнокопытных. Ей вольготно жилось с ощущением полной самодостаточности. Не зная значения этих слов, она тем не менее любила записать какую-никакую дельную мысль в блокноте. Обложку его украшал рыжий котик с ромашкой.

- Нат, ты будешь кофе? Мы тут решили новый сорт попробовать.

- А что? С удовольствием, – расплывалась в улыбке Наточка.

- Нат, ты вообще как? Закаляешься? Сейчас надо. И чеснок есть надо.

- По утрам разминку делаю и чай с лимоном пью, Саша, – отвечала Наточка.

- А как папенька поживает? Как операцию перенес?

- Хорошо. От наркоза отошел быстро, через месяц на рыбалку планирует с братом ехать. Неугомонный, – потешалась Наточка.