Кровавая история, произошедшая со мной по пути домой

Кровавая история, произошедшая со мной по пути домой

Сука. Она опять клацает своими зубами. Я хочу выйти, но мне еще час езды на этом проклятом автобусе. Она сидит напротив меня и клацает, клацает, клацает. Бабка, чтоб еë! На голове тëмно - бордовая кепка с козырьком. Какое-то стрëмное, такого же цвета, как и кепка, платье. Тëмная, непонятного цвета шуба и чëрные туфли. Ритмичные движения челюстью: вверх-вниз, вверх-вниз. Из-за этого действия периодически раздаëтся звук щелчка. Терпеть не могу, когда кто-нибудь так делает. Бабка смотрит прямо на меня, прям в глаза. Я отвожу взгляд, а она смотрит.

Рядом со мной сидит паренёк лет пятнадцати в наушниках. Мельком бросаю взгляд на экран его мобильного телефона: инстаграм. Ну как всегда, ничего интересного.

Рядом с той бабкой сидит дед. На нëм козырëк, чëрная куртка, синие джинсы и туфли. Он смотрит в окно за моей спиной. А бабка всë ещё смотрит на меня. Вот что ей надо?

Автобус тормозит, с треском открываются двери. Дует холодный воздух. Я ещё сильнее вжимаюсь в воротник своего пуховика. Поправляю новую шапку. Ноги в кроссовках мëрзнут. И чего я только не надел свои тëплые ботинки? Дурак… Вообще не надо было садиться на этот автобус. Повёлся, блядь, на то, что он почти пустой, вот теперь сиди и мучайся под пристальным и холодным взглядом бабки. Я бы с удовольствием вышел отсюда, если бы не было так холодно и автобусы ходили не раз в два часа.

Внутрь зашла девушка, на вид двадцати лет. Тоже вся укутанная. Вижу, что на остановке ещё стоят люди, но никто больше не заходит. Через открытые двери видно тëмные деревья без листьев. За ними убогий деревянный дом, огороженный старым ржавым забором. Таким же ржавым, как и зубы бабки. Делаю усилие отвернуться, но тщетно. Мой взгляд как будто цепями прикован к еë зубам. Грязные, немытые, чëрные от кариеса. Жуть… У меня наконец получается отвернуться. Смотрю в окно. За ним лежит снег.

Двери наконец закрываются, пуская внутрь последний порыв ледяного ветра. Автобус трогается. Колëса скользят на грязном снегу. Немного тряхнуло. Вдруг, словно камень с души упал, и я почувствовал странное облегчение. Поднимаю глаза на бабку. Она наконец отвела от меня свой взгляд и теперь снимает с рук бежевые, максимально безвкусные перчатки. Кожа на еë руках почти белая, вся покрыта коричневыми пятнами, есть несколько глубоких шрамов. Она положила перчатки себе на живот и распахнула большую бордовую сумку. Я почти сразу чувствую неприятный больничный запах, идущий из сумки. Она начинает рыться там, не переставая двигать челюстью, клацая зубами и издавая звук, похожий на щелчок. Внимательно слежу за еë действиями. Она достаёт три потрёпанных бумажки и небольшую, чуть больше спичечного коробка, книжечку. У меня не получается рассмотреть, что это. Она начинает что-то бормотать, не переставая делать отточенные движения челюстью: вверх-вниз, вверх-вниз.

Мои руки мокрые, по спине течëт холодный пот. От чего-то накатила волна странного ужаса. По коже бегут мурашки, и я невольно вздрагиваю. Автобус снова тряхнуло. Паренёк, сидящий рядом со мной роняет свой телефон. Проводные наушники вылетают из его ушей. Телефон падает экраном вниз на влажную горку грязи и начинает скользить к концу автобуса. Парень вскакивает, наклоняется, пытаясь его поднять.

Я вновь направляю взгляд на бабку. Она сидит, держа в руках свои бумажки. На еë морщинистом лице застыло странное выражение: безумные, полностью открытые глаза, челюсть выдвинута вперëд так, что туда можно закинуть небольшой мячик для настольного тенниса. По передним зубам стекает слюна, густая и жëлтая. Мне удаëтся рассмотреть еë задние зубы. Они похожи на корни дерева. Все неровные, светло коричневого цвета. Каким образом ей удалось довести их до такого состояния? Ей бы к стоматологу, причëм срочно. Перевожу взгляд на лобовое стекло.

Мы въехали в лесную зону. Темно. Фары автобуса еле справляются, само стекло грязное и пыльное. Дорога стала ощутимо хуже. То и дело колëса проваливаются в ямы. Парень, держа в руках измазанный в грязи телефон, сел на место, бросив мимолётный взгляд на бабку. Она начала кашлять. Глухо и хрипло, по два раза. Кхе-кхе, пауза, кхе-кхе, пауза. Признаться честно, у меня не возникло ни капли сострадания к этой бабке, она вызывала только отвращение и страх. Страх непонятный, иррациональный. Я знал, что бояться нечего, но все равно обливался холодным потом и вздрагивал каждый раз, как она начинала кашлять. Захотелось выйти и подышать свежим морозным воздухом, но до остановки ещё пять минут.

Колесо проваливается в яму с такой силой, что я аж подлетаю, больно приземляясь на жëсткое сиденье. Бабка после приземления роняет свои бумажки и свешивает голову на бок, обливая и себя, и сидение слюной. Мерзость. Теперь она неотрывно смотрит на меня. Это же просто ужас. Не дай бог я ещë хоть раз сяду на такой автобус.

Ноги окончательно замерзли. Думаю, я даже встать и выйти из этого проклятого транспорта не смогу. Вдалеке начинает видеться слабый жëлтый свет от фонарного столба. Автобус начинает тормозить, сворачивая к остановке. Наконец, полностью останавливается. Я уже было решаю выйти отсюда: плевать на холод, плевать на то, что придётся долго ждать следующего автобуса, главное, я буду один, без этой бабки. Я поднимаюсь, но бабка оживляется: тоже встаëт и какой-то странной дёрганной походкой, не переставая щëлкать и клацать, направляется к двери. Дверь открывается, и бабка выходит, напоследок стукнув своей сумкой по дверному проëму. Ахуеть не встать, чудо, не иначе!

Я в шоке сажусь обратно, смотря на уходящую куда-то в лес бабку через стекло автобуса. Неужели я спокойно доеду до дома? Свет, исходящий от фонарного столба, заморгал. «О! Вот и дискотека в честь ухода бабки началась, даже стробоскоп уже есть. Только музычки победной не хватает» - подумал я. Двери закрываются, и автобус вновь едет.