Крыса

Надин

Август 1992 года. Штат Канзас, Ливуд.

Была ужасная погода. Лето близилось к своему концу, пропуская вперёд мрачную осень. Я сегодня хотела поехать в город, но собирается дождь, поэтому все планы я перенесла на завтра или на следующую неделю. Как скажет погода...

Пока дождь барабанил по крыше дома, я сидела в кресле, читая книгу «Гордость и предубеждение» в полной тишине. Это моя любимая книга из всех. И уж грех не прочесть и страницы любимой книги в то время, как за окном гастролировала моя любимая погода. Я очень люблю читать.

Переворачиваю страницу и думаю, а что делает сейчас дома Клара? После того, как прошлой зимой она хотела выпить все таблетки, что нашла в доме, чтобы прошла обычная головная боль, Клару хотели засунуть в псих. больницу, но я смогла спасти девочку от участи жить среди опасных и неуравновешенных людей, ведь сама Клара не такая. Она почти что нормальная. С ней вытворила такое лживая депрессия. Наблюдать за тем, как твою мать до смерти забивают палками — не лучшее зрелище для маленького ребёнка.

Пытаюсь сквозь запотевшее стекло рассмотреть темнеющую улицу, которая уже сейчас синего цвета. Сейчас семь вечера. От мощного дождя земля стала мягчеть, и деревянный пол веранды стал быть похож на пол загона со свиньями. Точки и следы от лапок птиц можно было видеть повсюду. Нужно будет теперь это мыть. А когда? У меня дела на завтра.

— Черт бы тебя побрал! — как только я засквернословила, сработала кукушка рядом с моих левых ухом. И я взвизгнула. Так я не пугалась уже давно —  тело мое стала пропускать сквозь себя волны. Я чуть не обомлела. Да и сердце уже не молодой девчонки. Через полгода я отмечаю свой юбилей. Мне пятьдесят!

Заталкиваю деревянную птицу обратно в домик и облегченно вздыхаю. Достаю из тумбочки сигареты и поджигаю спичкой. Затем приступаю к слежке за Кларой. Я сначала обратила внимание на окна кухни. Свет был потушен. Никаких теней человека. Клары там нет. К несчастью, я не могла подслушать Клару через окно — ливень перекрывал какие-либо звуки.

Смотрю на окна второго этажа. Свет был не включён, но стекло окна отдавало тёплым желтым оттенком. Она включила настольную лампу. Снова думает, что при наступлении темноты выживут лишь те, кто оставался при свету. Недавно Клара мне сказала, что если горит свет — тьма ждёт своего череда в печали. А стоит только свету погаснуть — увидишь все то, что не хочешь видеть.

Последний раз вдыхаю в легкие никотин, а потом тушу сигарету «Winston» о стол, которому больше лет, чем моей бабушке. Обычно на нем лежат инструменты. Этот стол не для трапез. И была я на чердаке.

Спускаюсь в коридор второго этажа и иду на первый. Накидываю дождевик, без вмешательства рук переодевая домашние тапочки в старые балетки.

Открываю входную дверь и бриз бьет мне по лицу, заставляя жмуриться от прохлады. Выхожу на Веранду, закрываю дверь на ключ снаружи и бегу со всех ног к дому Клары. Хочу проведать её. Жалко мне тех, кто живет один в таком раннем возрасте. Кларе почти двадцать. После смерти Джинны, матери девочки, Клара оставалось лишь жить так. Жить с кем-то она не могла, ведь у неё никого больше нет. А отправив я Клару в приют, где за ней будут следить, я не могла потому, что Джинна бы не простила мне этого — являлась во сне каждую ночь, вереща, что я подлая сука.

Явись к Кларе полиция в случае некой беды — итогом бы была отправка в больницу для таких, как она. Полиция спросит: «Что вы видели?», а Клара так ответит им: «Домового». Пару лет назад, когда Клара подожгла на соседней улице чей-то сарай, сказав, что там насилуют женщину похожую на её мать, чуть было разъяренные соседи не запихнули Клару в лечебницу принудительного контроля.