Куда глаза глядят

Начало пути. Горемычная.

- И коли смотреть ты будешь вглубь, узреть ты сможешь истину сущую… - Поперхнувшись на последнем слове, я закашлялась, в очередной раз попытавшись спародировать голос старого противного мужика, которому по дурости своей так и не выветрившейся напросилась в ученики. 

Нет, ну сами подумайте, каким садистом нужно быть, чтобы ученика своего единственного, который, к слову, иммунитетом весьма хрупким обладает, под дождь выпихнуть, да к валуну послать, что уже чертову кучу времени на отшибе деревни стоит, да не просто послать, а пониманию учиться. Пониманию. У камня. Это даже не смешно… Вернее, забавным мне это казалось первые несколько часов, но когда я вернулась к родному очагу, а перед моей продрогшей, весьма подмоченной и, что уж греха таить, лишившейся гордости тушкой захлопнули дверь, красноречиво описав все острые углы моего характера и в завершении назвав «Бездарной горемыкой», которая неспособна научиться чему-либо вообще, вот это да, это было уже обидно. 

Сейчас же, когда шел уже третий день нашего с каменюкой тесного знакомства, прыти и упрямства в моем организме значительно поубавилось, а нос, до отказа наполненный сочными зелеными соплями, окончательно перестал пропускать в легкие хоть немного кислорода. Делать было нечего, но идти на поклон к этой пропахшей ванилином старой бородавке я совершенно отказалась еще под вечер первого дня, сидеть же тут еще хоть сколько-нибудь не хотел уже мой организм. Издав горестный вздох умершего тюленя, я съехала спиной по ненавистному изваянию, попутно просчитав все свои позвонки и плюхнувшись пятой точкой в самую глубокую лужу, съежилась в клубочек, пытаясь отвлечься от промокших штанов и барабанящему по плащу дождю. Прикрыв глаза, я по глубже натянула черный капюшон, создав своеобразный вакуум, где было более-менее сухо и безветренно.

Слухи о Паломере Даровском намного миль опережали этого человека, поэтому, когда он ни с того ни с сего решил поселиться в нашей деревушке, почти каждый дворовой мальчишка наизусть знал, чем знаменит этот человек. Он видел дракона. Конечно, несмотря на то, что о существовании этих существ знают многие, тех, кто встретился с ними лицом к лицу и выжил – сущие единицы. Таких людей называли «Просвещенными» и верили, что они обладали тайным знанием, правда, каким именно, никто не знал. В народе их именовали проще – Святы. 

Когда Паломер пришел в наше селение, мне было не больше 15, я как обычно носилась с дворовыми мальчишками возле ремесленной мастерской, играя в поединки на деревянных мечах. Можно сказать, что ничего не предвещало беды, если бы не мой чрезмерно длинный язык. Мужчина шел по главной улице, а ему навстречу выбегали женщины, дети, старейшина поклонился, а мужчины смотрели с уважением. Я же… Я просто упала ему под ноги, споткнувшись об какую-то корягу, а когда эта пиявка с абсолютно непроницаемым лицом просто перешагнула через мою необычайно великую персону, то я, не теряясь, подставила ему подножку, почитаемый Свят рухнул лицом в грязь, кстати, в двух смыслах этого слова, а вся деревня намылилась в Серчу* ставить мне венок за упокой. 

Как бы странно не звучало, но на следующий день я стала ученицей Свята, и хорошо это или плохо, но остаюсь ей по нынешний день, хоть и прошло уже три года, за которые и он со мной, и я с ним горю хапнули. Таких, как я, последователей «Просвещенных», называют «Осознающими», никто не знает, сколько вообще учеников у Святов и сколько Святов, но в моей деревне всего я одна удостоилась такой чести, а о том, были ли у него ученики до меня, Паломер никогда не рассказывал. Стесняется, что ли… Кстати, «Осознающей» он меня тоже никогда не называл, вместо этого ко мне прицепилось…

- Эй, горемычная! Долго еще тут сидеть собралась? Я тебе сказал камень почувствовать, а не погреть! – Вместе с окончанием фразы на мою голову опустилась горячая ручища, отвесившая нехилый подзатыльник так, что челюсть клацнула об коленку. Чтоб тебя, старая пиявка…

- У меня имя есть! Златослава я! – Злость, накопившаяся внутри за три этих долгих дня, мгновенно переросла в ярость и желание порвать на тряпочки одного старого занудного типа, который темной скалой возвышался над промокшей и несчастной мной.

- Дура ты, а не Златослава! Мастерство исцеления заключается в том, чтобы чувствовать энергию того, кому хочешь помочь, а от тебя все одно: кошки дохнут, да камни греются!

Вот хмырь! Всего двух кошек погубила, так он мне теперь уже год это забыть не может, да и сами по себе они не первой свежести были, полудохлые уже, а я ведь искренне им помочь пыталась! Лечила, жалела… Видимо, мое обидчивое пыхтение было достаточно убедительным. Меня взяли в охапку, предусмотрительно ударив по заднице, отозвавшись на мое возмущенное шипение, что, может, хоть дури поубавится, и поволокли по направлению к деревне, отчитывая на ходу и не забывая время от времени встряхивать, чтоб к плащу не примерзала…

Старая, но крепкая деревянная изба встретила нас теплой печкой и ароматной кашей, с пылу с жару. Наворачивая третью порцию гречи и нисколько не стесняясь насмешливого взгляда Свята, который рассматривал свитки, время от времени поглядывая на меня, я наконец почувствовала себя в раю…

Счастье длилось не долго.

Когда противному негодяю надоело ждать завершение моей трапезы, миску у меня попросту отобрали, всунув в руки довольно-таки обшарпанный свиток на старом языке. Проглотив ком в горле, я уставилась на весьма реалистичный негатив гигантской хищной рептилии, что был нанесен на бумагу, а после подняла глаза на Свята.

- Думаю, пора тебе узнать о драконах из первых уст, перенять все то, чем ведаю я, согласна, «Осознающая»?

Это был, наверно, первый раз, когда я пожалела, что Свят не назвал меня горемычной…