Куда ведут мечты

Куда ведут мечты

Гена, студент последнего курса медфака, шел по мрачному коридору подвала больницы. Мигающие люминисцентные лампы в купе с конечной точкой следования парня, пожалуй, припугнули бы кого угодно. Но не Генку Лисицына, самолично выбравшего для прохождения интернатуры районный морг. Он шел к двойным дверям в конце коридора шагом твердым, уверенным, совершенно не волнуясь из-за того, что ждало за ними. Генка в свои двадцать пять усвоил четко - живых людей стоит бояться больше, чем мертвых.

Двери скрипнули, и парень вошел в просторное помещение, освещенное лишь парой больших ламп, висящих прямо над двумя каталками. Между ними, на потертом металлическом стуле спиной ко входу сидел человек в халате. Явно высокий, широкоплечий, он никак не отреагировал на зловещий скрип, продолжая смотреть в одну точку прямо перед собой. Студент смущенно кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимание.

Человек в халате встрепенулся, будто выныривая из легкой дремы, и обернулся лицом к дверям.

- Михаил Абрамович? - осторожно спросил Лисицын, делая шаг вперед.

- Полагаю, что так, - кивнул мужчина. - А вы, надо думать, Геннадий Константинович Лисицын, возжелавший пройти интернатуру в сием скорбном месте?

- Да, это я, - кивнул студент.

- Да вы проходите, не стесняйтесь. Здесь, скажем так, все свои.

Генка хмыкнул, и подошел ближе к сидящему врачу, встав напротив. Невольно студент скосил взгляд на каталки - на каждой из них лежало по телу, прикрытому белой простыней.

- Молодой человек, позвольте поинтересоваться, что же привело вас сюда? - спросил Михаил Абрамович, заинтересованно разглядывая интерна. - Ведь, насколько я слышал, это была ваша осознанная инициатива. Почему же вы захотели именно сюда?

- Ну, вы знаете… - протянул Генка, немного смущаясь. Впрочем, что-то в пожилом докторе было располагающее, и слова полились сами собой: - Я вообще-то с детства мечтал врачом быть. Лечить людей, помогать им…

- Это, конечно, похвально, - кивнул врач. - Но тогда вы немного ошиблись этажом - сюда поступают те, кому уже помочь-то особо и нечем.

- Да, я понимаю, - замялся Лисицын. - Просто дело в том, что по достижению сознательного возраста, благодаря близкому знакомству с людьми, желание общаться с ними как-то само собой пропало. А вот детская мечта работать врачом никуда не исчезла. И вот я здесь.

- Социофоб, значит, - снова кивнул Михаил Абрамович. - Что ж, в этом нет ничего предосудительного. Раз уж вы следуете своей мечте… а вот кстати, обратите внимание на почтенных граждан, лежащих по правую и левую руку от вас. Так уж распорядилась судьба, что оба они - мои однокашники, с которыми я не утратил связь и по сошествию со школьной скамьи.

- О, сожалею…

- Да полноте вам, все на их месте будем рано или поздно. Не так это важно. Гораздо примечательнее причины, по которым они сейчас пребывают в их нынешнем состоянии. Вообще, скажу вам так - то, что вы, молодой мечтатель, и вот эти двое уже весьма зрелых мужчин собрались сегодня здесь, в этом месте, иначе, как чудеснейшим совпадением назвать нельзя. И вот почему.

Михаил Абрамович положил руку на правую каталку.

- Это - Иван Дмитриевич Колосов, незаурядная личность, скажу я вам. Весельчак, балагур, душа любой компании. Придаст веселое оживление даже клубу библиотекарей. Но мечта его сгубила - с детства хотел стать актером. О, вы бы слышали, как он рассказывал Гамлета… Никто так не рассказывал, как Иван Дмитриевич. Правда, отчего-то не везло ему по жизни. Сколько он поступать пытался по этой специальности… даже в наш местный институт культуры не взяли - а в него, как вы сами наверняка знаете, едва ли не попрошаек уличных с руками отрывают. Но нет, все время не везло ему - валил экзамены и все тут. Злой рок что ли какой?.. И, что характерно, ни о чем другом слышать не мог, хотел быть актером и все тут. А в итоге… прочитайте заключение, вон оно, на краю каталки.

Генка взял планшет и, пробежавшись глазами по довольно таки для врача красивому и разборчивому почерку, зачитал вслух:

- “Причина смерти: механическая асфиксия, наступившая вследствии повешения.”

- Именно. Повесился, голубчик. Сорок пять лет стукнуло, а так нигде толком не работал, перебиваясь подработками. Все жил мечтой, что вот сейчас-то его точно заметят. Но так и не заметили, увы. И вот мы снова встретились с Иваном Дмитриевичем при скорбных обстоятельствах. А я, представляете, буквально неделю назад думал - надо навестить, а то уж полгода, как не виделись. Ну, что сказать - свиделись.

Врач пожевал губами, будто собираясь с мыслями. Спустя какое-то время он, наконец, нарушил тишину, положив руку теперь уже на левую каталку.

- А это, прошу любить и жаловать - Никита Владиславович Опальский. Как я уже говорил, тоже мой хороший друг. Но история его - прямая противоположность судьбы Ивана Дмитриевича, разве что конец един. Никита Владиславович родился в бедной семье, с детства был замкнут,  стеснителен, даже, наверное, нелюдим. Мы с Иваном Дмитриевичем были его единственными друзьями. И только мы знали, как угнетало его бедственное положение семьи.

Михаил Абрамович вновь умолк, будто вспоминая что-то.

- Да, годы шли, и Никита Владиславович ни минуты не проводил без того, чтобы не придумать какую-нибудь идею обогащения. Мы и выменивали редкие, коллекционные фантики на деньги, и перепродавали старшекам в школе сигареты, купленные на рынке, пока те однажды нас не побили и не отобрали весь товар… Много чего было. Обогащение было идеей фикс для Никиты Владиславовича, его главной мечтой, и он преуспел, надо сказать. Смог подняться в девяностых на торговле китайскими свитерами, потом как-то развил успех, уже не помню. Он работал как проклятый. У него в собственности была куча недвижимости, машин, даже яхта одна. Бизнес процветал…