Глава 1. С чего всё началось
Сероватое небо отличалось необычайной чистотой и свежестью. Зимней свежестью. Небольшая поляна посреди густого хвойного леса завалена кристалликами снега. И наполнена прекраснейшими звуками, кои только существуют в эту пору: пение зимних птиц, на помощь которым пришла сама природа, легким ветерком омывая иголочки и веточки всех обитателей Забытого Леса. Незабываемое сочетание.
Прямо в центре круглой поляны, ширина которой не больше двух-трех саженей, в невероятно расслабленной форме, вытянув одну руку на мягкий снег, а другую крепко прижимая к себе, лежала девочка. Черные волосы мягким покрывалом раскинуты по сторонам, а тусклый взгляд бессмысленно устремлён ввысь. В серое, абсолютно чистое небо. В обычно заполненной всевозможными мыслями голове попросту пусто.
Девочка не слышала и не видела всего того прекрасного, что происходило вокруг. Она даже не чувствовала всепоглощающий холод севера, хотя одета слишком легко.
Малышка не плакала, нет, но лучше бы было наоборот. Тогда стало бы легче, ведь не зря же суеверные люди так говорят. Но слез не было. И от этого вдвойне тяжело.
С какого-то особенно высокого дерева, громко хлопая крыльями и оглушительно каркая, слетел могуче-черный ворон. Его напугал появившийся из ниоткуда охотник, добирающийся в свою лачужку из небольшого городка, расположенного неподалёку.
Дик, сын Симмы, сегодня был по-особенному счастлив: он провернул шикарную сделку, и на руках появилось несколько золотых. Такую сумму он получал минимум за полгода при хорошем улове, что получалось крайне редко — из-за северных морозов мало какая живность захочет вылезти из своей уютной и теплой норы. Но если зверушка и рисковала, то обязательно попадала к Дику.
Насвистывая веселую мелодию, услышанную в трактире вчера вечером, несмотря на ударную боль в голове после ночи празднования удачно завершенного дела, он был до недозволенного счастлив. Теперь ему ещё долго не нужно волноваться ни о чем. Дик уже почти полностью спланировал, куда потратит свое небольшое состояние. И планы его были крайне просты: выпивка, женщины. Ещё, возможно, пополнит снаряжения или приобретёт новое оружие: такая мысль периодически блуждала в его голове, ведь старый арбалет с поржавевшей сердцевиной, доставшийся ещё от Глора, отца Симмы, давно мозолил Дику глаза, но после первой же кружки креплёного эля охотник обо всё забывал. Обо всём, кроме женщин.
Обойдя очередную густую пикту мужчина споткнулся от неожиданности. Глаза охотника расширились от раскрывшейся перед ним картины, Дик чуть было не облокотился о ту самую пикту, вовремя вспомнив, что добром это не кончится.
А всё из-за неизвестно откуда взявшегося ребёнка.
В голове у Дика блуждало всего две мысли: либо в эле всё же присутствовал некачественный хмель, который любит подсыпать юный помощник конюшего, и мужчина окончательно допился, либо эта девочка — иллюзия, призрак, что так часто бродят в лесу. В любом случае, мужчина решил, что после, когда в следующий раз навестит «Рог Орка», обязательно отвесит смачную затрещину Ронану, хотя Эльза, тётка мелкого проказника, и будет после этого возмущаться.
Казалось, прошло несколько дней прежде, чем Дик всё же сумел оторвать взгляд от лежащего на снегу ребёнка. Настолько заворожило мужчину странное видение: маленькая девочка, больше похожая на дорогую куколку, однажды виденную Диком у проезжающего мимо деревушки торговца, в длинной тонкой и наверняка уже покрытой слоем льда юбке, в такой же тонкой блузке, с широко раскрытыми глазами, пустым, ничего не значащим взглядом, устремлённым в небо.
Казалось, она уже умерла. Только едва уловимое движение блузки опровергало теорию.
Дик, сын Симмы, ещё очень долго не сможет объяснить, почему так поступил. Но он поступил. И поступил осознанно. Ни капельки не жалея ни тогда, ни в будущем.
Охотник, на всякий случай сложив пальцы в защитный знак, осторожно ступил на нетронутый снег, не отрывая завороженного взгляда от девочки, подошел и поднял ребёнка на руки. Она даже не пошевелилась. Только через несколько долгих секунд мужчина понял, что девочка просто напросто уснула. Или потеряла сознание, что было вероятнее.
Некоторое время мужчина просто стоял на месте, недоумевая, как она здесь оказалась. Ребенок был ледяным, губы посинели, кожа не слишком отличалась от того же снега. Мелькнула мысль, что ещё чуть-чуть, и девочка сама превратилась бы в снег. И потому охотник поспешил. До своего дома ему осталось не больше двадцати саженей.
Весь путь до собственной лесной лачуги он недоумевал, как именно могла оказаться здесь эта девочка. Прийти своим ходом она не смогла бы, не хватило бы сил, тем более в такой одежде.
В прохладной, из-за затухающего огня, и уютной хижине, построенной ещё его отцом, почтенным охотником Симмой, Дик уложил девочку на печку, переодев в чистую рубашку и укрыв всеми одеялами, присутствующими в доме. Потом подкинул дров и поставил полный чугунный чайник, громоздкой и некрасивый, на печь.
Только после всего этого охотник вспомнил про так и не снятую потрепанную длинную куртку, больше похожую на длинный набитый мехом плащ. Повесив куртку около двери, мужчина устало опустился на низкую скамейку, которую смастерил когда-то сам, будучи ребёнком. Он все не мог придумать, что делать дальше.
С детьми Дик никогда не имел дел. Живя в своей лачужке в чаще Забытого леса, изредка выбираясь в город, чтобы пополнить запасы или напиться, он редко даже просто видел детей. Поэтому сейчас он никак не мог понять, что требуется малышке для жизни.
Некоторое время подумав, подкинув ещё дров в печь, он дождался пока из чайника не пойдёт густой горячий пар, после чего налил немного холодной воды в небольшое корыто, лежащее под скамьёй, и следом влил туда горячую воду — постепенно, чтобы не обжечься кипятком. Терпеливо вливая и помешивая смесь, он насыпал в получившуюся не слишком горячую воду трав, придавая воде лечебных свойств.
Подняв корыто, он положил его на небольшой аккуратный табурет, после чего пошел за старой тряпкой, служившей ему когда-то простынёй. Разорвав простынь на большие лоскутки, он взял один и вернулся к корыту, привлекательно пахнущему лесными зимними травами. Сложив лоскут в небольшую полоску, размером с его ладонь, он окунул его в воду, выжал, и снова окунул, оставив его там на некоторое время. Подойдя к печи ближе, Дик раскрыл одеяла, открывая часть тела ребёнка, аккуратно вытащил ледяную ногу девочки, достал из воды тряпку, выжал и стал протирать, согревая, ступню. Так, медленно он отогрел всю девочку, после чего вновь укутал в кипу одеял, решив дождаться, когда его маленькая находка очнётся. Он намеревался серьёзно её обо всём расспросить. Но пока необходимо было приготовить ребёнку что-нибудь поесть.
Дик не сказал бы и под страхом смерти, сколько прошло времени, но когда эта маленькая живая кукла, как успел окрестить её про себя охотник, проснулась, лачуга была прогрета, еда приготовлена, а сам охотник задремал на лавке у печи.
Первым, что увидела девочка проснувшись, были балки: огромные и деревянные, они возвышались в каких-то двух аршинах от её головы — если девочка сядет, то от головы до балки будет расстояние с локоть или два малышки. Но девочка плохо понимала в мерах.
Девочка села, спустила голые ноги с печи; было тепло, и избавиться от удушающих одеял хотелось просто нестерпимо. Она медленно осмотрелась. Вопреки ожиданиям, девочка не проявила каких-либо эмоций: ни страха, ни удивления. Никаких мыслей — сухие факты: старый дом с потрёпанной, но крепкой крышей (в балках не было и трещины), мужчина, спящий на лавке неподалёку, от которого несёт холодом и элем. Кто принёс девочку ясно без слов.
Девочка не сразу поняла, что одета по-другому. Признаться, её это не слишком-то и интересовало, хотя длинные рукава и мешали рукам нормально функционировать.
Услышав мирное сопение, девочка ещё раз посмотрела вниз. Неизвестный мужчина в местами порванной рубашке и штанах. Он был в вязаных носках с симметричными дырками на пятках и неизвестно как примостился на тонкую лавочку, положив руки под голову. Невольно сморщив ровный носик, девочка поняла, что совсем недавно этот человек неплохо выпил.
Девочка вгляделась в лицо мужчины, невольно запоминая черты лица, будто внутри головы она рисовала его портрет. Путанные до плеч волосы непонятного темного цвета были слегка грязными, глаза явно имели длинные, хоть и не густые, ресницы, нос когда-то был сломан, о чем свидетельствовала некрасивая горбинка прямо по центру и шрам, украшавший горбинку. На подбородке имелась густая щетина. Потрескавшиеся от вечных морозов губы и гордый подбородок. Спящим, по мужчине трудно было понять, но лет ему было немногим за тридцать. Для обычного человеческого мужчины это возраст, когда уже есть пара-тройка детишек, но в доме нет обозначения детского или женского присутствия.
Незнакомец пошевелился, почувствовав на себе взгляд, и через минуту на девочку был направлен немного расфокусированный взгляд темно-серых глаз, а на переносице появилось несколько задумчивых морщинок.
Буквально через секунду Дик окончательно проснулся. Медленно поднявшись, чтобы не напугать сидевшего на печи ребенка, мужчина встал. Действия его были автоматическими, привычки охотника дают о себе знать.
— Проснулась, — хриплым со сна голосом констатировал он. — Как тебя зовут? — спросил Дик.
Малышка не ответила, а лишь слегка склонила голову набок.
— Ты знаешьсвоё имя? — вновь спросил охотник. Девочка молчала; прочесть эмоции на её лице охотник не мог — их не было. — Не бойся. Меня зовут Дик, сын Симмы. Я охотник. Нашел тебя в снегу по пути к дому. Если ты скажешь, кто ты и где живешь, то я помогу найти твоих родителей.
Дик говорил медленно, ласково и успокаивающе, боясь ненароком испугать малышку. Но этого не требовалось. Девочка не боялась. Она будто была не живой, её глаза казались охотнику двумя пустыми, иссохшимися колодцами, у которых не было дна. Два эфемерных бездонных колодца у эфемерной фарфоровой куклы.
По прежнему не говоря ни слова, наблюдая за тем, как мужчина шаг за шагом, постепенно удалялся к столу, девочка медленно подняла руки вверх и подождала, пока рукава скатаются, после чего аккуратно откинула одеяло и спустилась по скамейке вниз, на прогретый пол. Приподняв одной рукой подол длинной рубашки, она быстрыми маленькими шажками подошла к другому концу печи, где взяла небольшой уголек и, вернувшись к месту, где спустилась, красивыми буквами на белой и относительно гладкой поверхности вывела:
«Раниса».