Кукловод и Лазурный. Оттенки синего

Кукловод нависал над шахматной доской. Фигурки ещё давно снесло куда подальше после очередного землетрясения. Лень было поднять их все. Лень было пошевелиться.

      Ветер коснулся волос. Кукловод вздрогнул, а потом улыбнулся — по привычке.

      Кукловод когда-то был Сорком Иллом. «Ну что за душечка, право!» — восхищалась когда-то мать своим ненаглядным пухленьким мальчиком Сорком. Через каких-то двадцать лет мамочкин «душечка» превратился в ожесточённого, покрытого шрамами во многих местах мужчину с крепкими мускулами и атлетическим телосложением. Жаль, что семья не увидела, кем стал Илл.

      Сорк был актёром. Великолепно играл в шахматы и пел. У Сорка была коллекция самодельных кукол, шкаф с книгами и прелестная невеста.

      А когда Илл ушёл в Хаос — покорять огромный мир — и прожил там каких-то восемь лет, то обратного пути уже не было. Сорк стал самостоятельным, эрудированным, галантным мужчиной. Всё ещё мягким и доверчивым.

      Все люди, жившие в родном измерении Сорка, погибли. Хотя откуда он может знать, что с ними случилось? Это не было похоже ни на катастрофу, ни на войну. Может, какая-нибудь чертовски заразительная, прямо-таки повальная болезнь.

      Парень просто увидел перед собой пустое поместье. Ни животных, ни людей. Так же было и в городе, и в остальных частях мирка. Где бы Сорк ни искал — никого. Удушающее одиночество вокруг. Растения загнивали, дома крошились от ураганов и сокрушительных ветров, проносившихся по пустынной родине парня. Сорк знал, что вскоре всё окончательно умрёт на его некогда процветающей родине. Угнетало и то, что Илл отчаянно хотел знать, что произошло. Никто не ведал, никто даже не знал о существовании этого измерения. Никто, кроме Сорка. Это гулкое слово «Никто» и стало спутником дальнейшей жизни парня.

      У тех, кто долго живёт, чрезвычайно хорошая память. Кукловод до сих пор отчётливо видел во снах лицо сестры. До сих пор глухо скулил, когда слышал мамин голос в тишине. Когда ветер касался волос Сорка, перебирая их и обдавая морозящим дыханием, мужчина до сих пор вздрагивал. Ему всё казалось, что это Ми-дко, любимая девушка, холодящая разум, гладила Сорка ласково. О том, что в конце-концов эта же Ми-дко вышла замуж за другого — ведь он-то был красивее, — Кукловод сумел (почти) забыть. Точнее, попытался забыть.

      Хаглэсу понравилась актёрская игра Кукловода. Что принц забыл в полупустом маленьком театре на окраине? Сорку так и не приходил в голову ответ на этот вопрос. Какая ирония… тогда Кукловод играл роль человека, у которого убили всю семью. Понятное дело, что Сорк Илл выложился на полную и чуть ли не заплакал под конец от душевной полноты.

      Вурсториад тогда сказал, что у Кукловода так же неплохо получилось бы держать в руках оружие. С насмешкой, но всё-таки с каким-никаким уважением. Как принц догадался, что в нём, запуганном и совсем отощавшем от нищеты пареньке, есть кровожадное желание резать глотки? Оно было врождённым и обострилось, когда Кукловода ничего не сдерживало. Он в любой момент мог зарезать хоть кого. Причину этого Сорк выяснить даже не пытался.

      Кукловод успешно справлялся с ролью личного киллера. Он убивал по первому слову своего господина. И какого Рестора Кукловоду это так нравилось? Нравилось разыгрывать невинного, манипулировать людьми как самодельными марионетками из далёкой юности. Дёрнешь рукой — и человек сделает то, что тебе нужно. Они все просто куклы. Куклы, набитые вовсе не ватой. Куклы, в которых течёт приятная на вкус кровь.

      А Лазурного, тогда ещё никчёмного и надоедливого донельзя, Кукловод нашёл на одной из улиц какого-то забытого Ящером городишки. Хулиган-лазурный уже тогда дрался неистово и жестоко, пусть и с ровесниками-оборванцами.

Как описать то, что чувствовал к Лазурному — мальчишке с нелепым именем Ооро — Кукловод?

      Ооро, как будто изрисованный криворуким художником, имевшим только одну бутыль с краской, раздражал. Маячил перед глазами как голубое зарево. Кидался во все драки. Издевался над животными. Стрелял сигары у Кукловода. Но он не был марионеткой, нет. Он не подчинялся Сорку. А может, это от того, что острое ощущение одиночества побуждало мужчину быть помягче со своим новым товарищем. Тогда ещё они были товарищами, да, и, может, поэтому Сорк и не пытался заставить Ооро под свою дудку.

      Сорк привёл в свой дом Лазурного как котёнка, подобранного с улицы. Впрочем, Лазурный и был рождён на улице, и там бы и остался, если бы не Сорк Илл. Мужчина пытался воспитать его как надо. Научить чему-то, что знал сам. А Ооро сбежал из дома — единственного дома, который был у мальчугана за всю жизнь. Кукловод хотел бы показать парнишке, что на самом-то деле этот «грозный мужик в капюшоне и дурацких ботинках» может быть кем-то большим. Кукловод хотел бы снова обрести семью. Но это желание отпало. К чёрту их всех.

      Лазурный, признаться, был и вправду ужаснейшим младшим братом, но достойным соперником. Каким образом Ооро узнал о Хаглэсе? Как-то раз Лазурный пнул Вурсториада, который дожидался Кукловода в дверях. В ответ принц только засмеялся и похвалил способности мальчишки. Наверное, Хаглэс по глазам мог вычислить хладнокровного убийцу в глазах у совершенно нормального человека.

      Ворону всегда удавалось определить личность и способности человека. Поэтому он счёл Ооро отличным бойцом. Странно то, что Лазурный был талантливее самого Сорка. Но ленивым до жути.

      У Сорка слишком хорошая память. При каждом взгляде на пятнистого лазурно-солнечного, грубого, но глубоко-глубоко внутри — он уверен — ранимого мальчика, Сорк ещё видит в нём строптивого младшего брата, испуганного хмурым характером и строгим нравом старшего.

      А Лазурный с первого дня знакомства называет Кукловода «сине-хмурый мой собрат». Когда Сорк и Ооро ещё более-менее ладили, мальчишка написал своё первое стихотворение, посвящённое Иллу и начинавшееся с этой строчки.

      Но Кукловод уже ни по кому не скучал. Просто послал всех к чертям и работал, работал, работал, чтобы убивать ещё быстрее, ещё ожесточённее наносить удары кинжалом по тем, кто посягнул на жизнь господина.

— Ладья упала, — вывел из размышлений хриплый, по-детски тонкий (хотя за сто пятьдесят лет можно было и повзрослеть) голос.

— Спасибо, — с отвращением брякнул это странное слово Кукловод и вяло ухватился за протянутую ему фигурку.

— Ну что, сыграем партейку? — как-то виновато поинтересовался Лазурный. Сам себя не понимая, Кукловод выговорил унылое «Угу».

— А я видел, как ты улыбался, — смущённо проговорил Лазурный, расставляя на доске фигуры. Кукловод долго-долго всматривался в бордовые глаза парня. Слишком хорошая память иногда дорого берёт и проводил иглами по старым шрамам. Раз за разом. Как бы ты ни пытался послать и её тоже к чёрту.

«Сине-хмурый мой собрат,
Наши песни — один лад.
Твоя улыбка веет тоской,
Ты — её мрачный король.
Мы два разных оттенка синего,
Надеюсь, ты простишь меня за отсутствие рифмы в этой строчке.
Но не надо печали,
Мы ведь братьями почти что кровными теперь стали»

      Кукловод засмеялся. Чуть ли не до слёз.

— Над чем ты ржёшь? — насторожился парень.

— Лазурный — это оттенок голубого, а не синего, — с непонятным смущением, но ещё посмеиваясь, пробормотал Кукловод.

      Ооро выиграл партию. Но Сорк не перевернул доску и даже воздержался от гневных комментариев на этот раз.

— А голубой — оттенок синего. — Видя улыбку Кукловода, Лазурный улыбнулся в ответ и прибавил тихое «Наверно».

      У Ооро тоже хорошая память.