Кукольник

Глава 1

Сколько сёл и деревень раскидано по свету - не сосчитать. Одни набирают свою силу, укрепляются, разрастаются. Другие же дряхлеют, уходят под землю, теряются в топких водах. Там, где ещё двадцать лет назад шумела праздниками жизнь, сегодня может быть покойная тишина - чахлая, опустошенная, обездушенная.

Судьбу и силу каждого поселения не предскажешь, как не определишь на глаз возможности одного человека.

Человека с виду обыкновенного. Не самого высокого или маленького. Не самого плотного или щуплого. Даже не самого умного или красивого. Обыкновенного такого человека, которого и в толпе-то увидишь - не приметишь.

Если только он не поймает твой взгляд и не ответит на него.

Тогда тебе станет понятно всё, и даже больше.

- Грызите! - чеканя каждый слог, произносит дед Игнат.

В общем-то, дедом он никаким не является, ни семьи у него нет, ни детей, ни внуков. Да и возраста он совсем не старческого. Тело сухое, жилистое, в меру высокое, в меру статное. Крепкий мужик, дед Игнат. Крепкий и серьезный. Настоящий такой. Грудь колесом не выгибает, нос до небес не задирает. Только дедом его зовут не по возрасту и чину, а за голову седую. Белая она у него, как облака в июльском зное. Белая и пушистая. Волосы кудрявятся, на ветру мягкими волнами распадаются. Заезжий гость по незнанию может подумать, что дед Игнат легкий по нраву, словно парящие над миром семена одуванов, и сильно не прав будет.

- Грызите! - повторяет свое желание дед Игнат, и тройка заряженных гнедых подгибает передние ноги, опускается на запястные суставы и начинает цеплять зубами сухое дорожное полотно.

Меня передёргивает. Животина под принуждением - не та картина, что глаз ублажает.

Однако, следом за тройкой гнедых на колени бухаются и жених с невестой. Они кривятся, рычат, булькают, давятся слюной, только все же склоняются ниц и вгрызаются в истоптанную временем землю.

Собравшийся кругом народ ахает, охает, хватается за горло. Вопленицы, что на свадебный обряд приглашены были, пронзительным плачем занимаются, а я бегу в ближайшие кусты и перестаю замечать окружающих - рвота лезет даже носом.

Дед Игнат своё слово всегда держит. И коль сказал, что не бывать свадьбе Лёньки и Глашки, так оно и получилось.

Лёнька, дурак, тогда ещё заартачился, забычился, распетушился:

- Ты нам не указ, Игнат! Не закон! Как захотим, так и будет! И ничего ты с этим не сделаешь!

А дед Игнат только и бросил в ответ:

- Жрать землю будете, коли слово моё нарушите.

И ведь жрут же теперь, непутёвые, землю-матушку, да ещё и лошади из свадебной упряжки вместе с ними страдают.

Дед Игнат, он такой... На каждого деревенского впечатление производит.

Все мы для него - дети. Проказливые, непоседливые. Зато свои. Будто стадо овец, он оберегает нас от самих же себя, наставляет, направляет. Словом, хворостиной. Или как сейчас...

Ни одно событие в жизни нашей деревни не проходит без одобрения Игната. Пахота, похороны, новоселье... да та же свадьба - на всё должно быть получено его благословение.

В противном случае - быть беде.

Беду эту наше поселение уже не раз на себе испытывало: много, знаете ли, несогласных находится, магию слова Игната из упрямства проверяют. Да только итог всё один - кто землю грызёт, кто петухом по заборам скачет или на поле круглые сутки пугалом стоит. И попробуй-ка не встань! Слово у Игната такое, что хочешь-нет, а выполнишь его указание. Слёзы, сопли пускать будешь, кричать и ругаться станешь, а всё равно тело твоё команду деда послушает и нужным образом раскорячится.

За глаза Игната кукловодом зовут. Вот только не кукловод он, а кукольник. Любую игрушку на глазах смастерит да словом ценным сдобрит. Хочешь из соломы, из глины или из тряпья какого - к каждому празднику у Игната всегда чучелки готовы, для каждого желающего всегда напутствие припасено.

Только местные наши, от злобы ли или от страха, на своём стоят: кукловод Игнат и всё тут. И куклы его, как и слово - от черной волшбы идут, а стало быть - колдовством именуются.

Однако, поймать деда на грешном никто не может. Некоторые пытаются силой настаивать - так после в болотах топятся, а родичи их за благословением на погребение всё к тому же кукольнику идут.

- Достаточно, - произносит дед Игнат, и жених с невестой падают на землю. Скулят, захлёбываются в рыданиях. Сам же кукольник подходит к лошадям, гладит их натруженные ноги, треплет холку и шепчет что-то в настороженные уши. Гнедые фыркают, тычатся мордами в ласковые руки, перебирают копытами.

А дед Игнат смеётся.

Смеётся, представляете?

Сейчас его глаза блеклые, мутные, как вода по весне в местной речке, а вот когда сила кукольника гулять выходит, то вся обесцвеченная радужка чернотой заполняется. Тьма ползет и ширится, пока весь белок не сжирает. И кажется тогда, уже не глаза это - врата в преисподний мир. Мир, который пульсирует, клокочет, бьётся по ту сторону границы в надежде сорваться с поводка кукловода, чтобы захватить, растерзать, присвоить. Ты только дай повод. Ну, дай же, дай...

- Игнат! Игнат! - к нам бежит повитуха Аглая, женщина дородная, хозяйственная и светлая, как икона. Уж сколько рожениц и младенцев она выходила - не сосчитать. - Игнат! Марийка в роды пошла, а сама в дом не пускает. Кажись, задумала чего.