Купель

Родители

Бабушка лежала в гробу в белом атласном платке и была очень красивая. Ваня не помнил ее такой при жизни. Помнил доброй, задумчивой, поющей старые песни - но не красивой. Она тяжело болела весь последний год. В буфете стояла целая вазочка лекарств, и запах от них въелся в постель, мебель, даже в стены. А теперь в церкви пахло ладаном и дымом от свечек. Ване было горько, но и хорошо. Спокойно. Самое страшное уже случилось, больше бояться было нечего.

Батюшка Петр звучно читал молитву на языке, в котором Ваня понимал только отдельные слова, но от этих слов, от мерного действия люди успокаивались, лица у них светлели, и даже бабушкины подружки - тётя Маша и бабушка Поля - больше не плакали.

Ванина мама и вовсе не проронила ни одной слезинки.

Он нет-нет, да поглядывал на нее. С последней их встречи, что была на Новый год, мама постриглась и покрасилась. В церковь она надела бабушкину блинную юбку и платок, потому что своих у нее, конечно, не было. Из-под юбки выглядывали берцовые ботинки, и двойняшки Сорокины, мальчишки на год старше Вани, смотрели на них с благоговением. А мама смотрела то на бабушку, то на батюшку Петра, то на иконостас с Богородицей, Святой Екатериной и Святым Николаем и думала о чем-то, что даже морщинка между бровей залегла. Ваня много бы отдал, чтобы знать ее мысли - может быть, в них было что-то и о нем. Он не знал и запрещал себе загадывать - у него никогда не сбывалось, и оставалось потом только расстраиваться.

Служба кончилась, и сначала вынесли гроб, а потом наружу потянулись люди. Бабушка прожила в деревне всю жизнь, и попрощаться с ней пришли почти все. В дверях оборачивались, крестились, процессия двигалась неспешно и торжественно. Ваня последний раз посмотрел на Богородицу, взял за руку маму и вышел вслед за гробом.

На улице был промозглый март, и низкие облака цеплялись брюхом за шпиль колокольни. Ваня прижался теснее к маме и тут заприметил одинокую фигуру в пальто.

- Папа! - Он охнул, собирался было подбежать, но мама не отпустила его. - Ну ма...

- Иди в автобус, - она указала на микрик ритуальной службы, куда уже поставили гроб.

Ваня закусил губу, но не стал перечить. Залез внутрь, сел рядом с бабушкой и стал думать, о чем сейчас будут говорить мама с папой. Это нехорошо, конечно, что папа не пришел на службу, но как бы он мог... С его работой после этого, наверно, церковь заново святить бы пришлось. Но и попрощаться с бабушкой тоже нужно. Они хоть и не любили друг друга, а все же одна семья, папа всегда присылал бабушке открытки на праздники. Ване - только на день рождения, а бабушке - всегда.

Родители вернулись и сели друг напротив друга по сторонам от задней дверцы. Папа положил розовые гвоздики бабушке в гроб. Потом посмотрел на Ваню, сказал:

- Привет, - и поцеловал его в лоб.

У Вани опять задрожали губы, и он уткнулся бабе Поле в плечо.

- Иван, - позвала мама и положила ладонь ему на спину. Это было последней каплей, и Ваня безобразно, горько, от всей души зарыдал.

Река разлилась и подмыла дорогу, так что те, кто шли за катафалком пешком, свернули у края деревни и пошли обходить воду вдоль полей. Их пришлось ждать, и Ваня начал мерзнуть. Родители отошли в сторонку и о чем-то тихо говорили, передавая из рук в руки маленькую серебряную фляжку. Деревенские, кто по двое, кто по трое тоже разбрелись и говорили. Наверное, обсуждали родителей. Кладбищенские работники стояли и курили возле гроба, у одного в руках был молоток, второй опирался на две лопаты.

К Ване подошли мальчишки - Сорокины и Сережа Ломов. Их приодели и причесали для похорон и сейчас они выглядели лучше, чем обычно в школе.

- А с кем ты теперь жить будешь? С папкой или с мамой? - жадно спросил Сережа. - Или в интернат, как Сабуровых?

- Ты чего? - замахал руками кто-то из двойняшек. Ваня всегда их путал. - У Сабуровых родаки бухали, а эти вон посмотри какие.

- Городские, - со значением кивнул Сережа.

Ваня молчал. Мальчишки числились в его друзьях, потому что жили на той же улице, но ни хулиган Сережа, ни братья, которым по-настоящему не нужен был никто другой, ему не нравились. Он больше любил помогать бабушке и вертеться со взрослыми, чем заниматься пацанячьими делами. Дети в ответ тоже его не особо жаловали, но и не травили. А смерть бабушки вообще на несколько дней сделала его главным героем деревни. Все у него что-то спрашивали. Будто он сам что-то знал...

- Решат, - коротко сказал он ребятам. - Я пока не знаю.

- Если что, тебя и теть Маша взять может. Я слышал, она моей матери говорила.

- Не, я бы лучше с родаками в город поехал.

- Мама не в городе живет, - покачал головой Ваня.

- А где?

- На испытательной станции. Она... - Ваня замялся, чтобы подыскать слово, - ну, вроде как инженер.

- Где это, в Заполярье? - оживился Сережа.

- Да ну. Ты посмотри, какая она загорелая.

- Я толком не знаю, где.

Ребята живо потеряли к теме интерес. У каждого из них в семье был то батя-летчик, то брат-спецназовец. В целом это означало, что родственник занимается какой-то такой работой, что не похвастаешься, или вовсе пропал, потому что был беспутным.