Ларри Идепиус

Пролог

Когда в один из тоскливых пасмурных дней я не обнаружил своего дракона в стойле, разрыдался как мальчишка. Я любил Дюка всей душой и не мог сдержаться несмотря на то, что на утробные звуки, вырывающиеся из моего нутра, сбежалось несколько человек из обслуживающего персонала. Они увидели мою истерику, поняли в чём дело и без слов удалились, позволив мне выплеснуть горе без свидетелей.

Все удивлялись, как Дюк смог восстановиться после ранения. У него оказался крепкий организм. Дюк не сгинул в реке, куда упал после того, как его грудь пробил стальной болт. Хозяин Дюка погиб, а дракон выжил. Сумел выбраться на берег и через несколько недель вышел к людям.

Дюк потерял свои лучшие лётные качества: быстроту и маневренность, но остался жив. Жена погибшего верхотура продавала дракона на ярмарке на убой, потому что такой «инвалид» стал не нужен. Дюка никто не брал, а Соня, вспомнив его в битве в каньоне, посчитала, что обязана ему жизнью и купила «инвалида». Она взяла его не для гонок, просто решила обеспечить дракону спокойную старость.

Через некоторое время Соня отдала Дюка мне. В принципе, по человеческим меркам я был такой же инвалид-гонщик, как и Дюк. Я стал на нём летать и неожиданно заявил своим товарищем, что готов выступить на гонке «Каменный молот» в Мирограде. В любой гонке были аутсайдеры, проверить свои силы мог каждый. Собственно, на это я и рассчитывал.

«Каменный молот» считалась самой сложной гонкой в Верховии, но я с невероятной наглостью, при этом смертельно боясь, заявил себя с Дюком на гонку.

Мы вылетели со старта на первый круг. Дюк неторопливо преодолевал препятствия одно за другим, и тут меня осенило, что он глухой. Для Каменного молота, где сумасшедшие звуки пугали драконов гораздо больше, чем смыкавшиеся челюсти камней, глухота Дюка стала преимуществом. Мой дракон не слышал громовых ударов, сопровождающих страшные наковальни. Мы с Дюком прошли дистанцию. Для меня – новичка в гонках это был не просто прорыв, это было невероятное чудо.

С тех пор я словно сроднился с драконом, холил и лелеял его, разговаривал с ним, глядя в его умные проницательные глаза. Мне казалось, что дракон понимал каждое моё слово. Не слухом – сердцем.

Я берёг Дюка, не требовал в небе скорости и разных кульбитов, купал и чистил в реке, выгуливал на холмах, где росла ягода, которую он любил. Даже несколько раскормил Дюка, отчего ему стало труднее дышать. Пришлось понемногу уменьшить рацион, ведь лишний вес вредил здоровью дракона.

Но перехитрить время не удалось. Дюк начал угасать. С затаённым страхом наблюдал за ним каждый день, надеясь, что он ещё поживёт. Ещё поживёт, ведь я уже не мыслил жизнь без своего дракона. Но Дюк пропал. Это означало, что он улетел в Драконью Пустошь умирать, исчезнуть с лица земли. У драконов так происходило всегда.

Добромир – единственный, кто видел, как погибает на Пустоши дракон, как засасывает в топь его тело и на поверхности не остаётся ничего: ни чешуи, ни гребня, ни зуба, ни кости. Пустошь полностью скрывает в своём чреве останки мощного огромного зверя, не оставляя охотникам удачи ни грамма того, кто когда-то было гордостью и символом Верховии.

Рыдая в стойле Дюка на куче прелой соломы, я горько сожалел о том, что не смог попрощаться с драконом, последний раз посмотреть в его родные глаза, проследить за силуэтом, исчезающим вдали. Без Дюка я почувствовал себя сиротой.

Вскоре выпал снег и похолодало. Такая погода была редкость для наших краёв. Она усилила мою тоску и гнетущее настроение. Я удалился в избушку на склоне горы и сидел там в одиночестве, не желая ни с кем общаться. Слова утешения только травили душу, нисколько не помогая преодолеть горе. Такая реакция на смерть дракона удивила моих родных и знакомых. Сестрица Ася посочувствовала мне и даже предложила своего дракона – Яго, с которым у неё не случилось ни взаимной привязанности, ни понимания.

— Когда ты успел так привязаться к Дюку? Ты же с ним был недолго, — сказала она, — тебе надо больше обращать внимание на девушек, а ты всё время проводил с драконом.

Я не стал спорить и объяснять ей, кем для меня был Дюк. У Аси имелся муж – Добромир, а у меня единственная душа, которая бескорыстно любила меня – Дюк.

Никто не понимал, что я чувствовал, лишившись своего дракона. Все были заняты своими делами, крутились в водовороте повседневной суеты, не замечая чего-то более ценного и важного. Присутствие дракона давало мне столько энергии, сколько я не чувствовал ни от кого в жизни.

Мать и отец давно отдалились от нас с сестрой, Ася вышла замуж, команда Межгорья распалась, Эрвин и Соня – занялись своими делами. Привыкший к обществу друзей я в какой-то момент остался неприкаянным горемыкой. Дюк спас меня от одиночества, пришёл на смену близким людям, в которых я истово нуждался. Дюк подарил мне любовь и преданность. Мы были неразлучны два года, два года радости, стабильности в море жизненных неурядиц, обретения внутренней цельности, многим неведомой и до старости лет.

С Дюком я вёл философские беседы, вверял ему свои тайны, делился сокровенным. Дракон заменил мне друзей и родных, наверное, без него я бы погрузился в пучину отчаяния и ненужности.

Мой безмолвный верный друг покинул меня, ввергнув душу в страдание. Моей искренней привязанности почти никто не понимал, кроме Сони и Добромира.

У Сони была настоящая незримая связь со своим драконом Горынычем, который где-то свободно жил в горах. На глазах Добромира умер Гром – один из лучших драконов Верховии, но часть его осталась в чемпионе, что как-то примирило Добромира с потерей. Мой Дюк был всего лишь зверь, но я ощущал невосполнимую утрату, пожалев о том, что не решился повторить смертельный номер Добромира, не перелил себе кровь своего дракона.

Где-то через месяц моего отшельничества ко мне пожаловал Добромир. Огромный черный с золотом дракон сел на поляну перед домиком, всколыхнув траву и распугав всех пташек на ближайших деревах.