Лавка полуночных грёз, или Замуж понарошку

Глава 1. Начнём с того, что я ведьма-неудачница…

Глава 1. Начнём с того, что я ведьма-неудачница…

— Бай! Не смей!

— И что ты мне сделаешь, малышка Тильда? – кот мигнул жёлтым глазом и протянул лапу к сосуду, — заколдуешь? Проклянёшь? Ах, да, я и забыл, что ты ни черта не умеешь!

Бай всегда умел задеть за живое. Вот и сейчас, так прошёлся по моей многострадальной гордости, точнее по её остаткам, что я едва человеческую речь не забыла от возмущения.

— Я…Я… я тебя на живодёрню сдам! – выпалила я, хватаясь за метлу и угрожающе замахиваясь, — на шапку! Да я.. я тебя…

— Фу, как неприлично! – зевнул кот, — на живодёрню! И как язык только повернулся такое брякнуть? А ещё светлой называешься! Я ведь магический помощник, а не какой-то там драный кот из подворотни. Отомстить могу. Жестоко!

Это он мог, причём легко и не задумываясь. Точнее, раньше мог, когда был магическим прислужником моей почившей в бозе тётушки. Теперь же, силы Баюна – для домашних просто Бая – медленно таяли. Потому что магические контракты всегда двусторонние.

Ведьма отдаёт часть сил прислужнику, прислужник – ведьме. В результате силы только удваиваются у обоих, а если нет этого энергообмена, то и магии у прислужника всё меньше. Не спрашивайте меня почему. Понятия не имею. Я ведь всё-таки ведьма-недоучка, которая не умеет отличить восьмую вуаль души от первой, не говоря уж о составлении грёз.

Семейный дар весь на тётушку мою гениальную ушёл, а на мне решил отдохнуть. Тут остаётся только вздохнуть, смиренно сложить лапки и упросить Бая, чтобы тот не грохнул самую дорогую грёзу. Последнюю, между прочим, и единственную из оставшихся в лавке полуночных грёз.

Придётся пойти на хитрость.

— Баюшка, — я отбросила метлу, добавила лести и медку в голос и нежно заворковала, — Бай, ты же хороший прислужник…

— Помощник, — возразил кот и слегка придвинул сосуд к краю.

— АЙ! Помощник, конечно помощник, только не делай резких движений! Хорошо?

— Смотря, что ты предложишь, — угрожающе мяукнул Бай и снова сдвинул сосуд.

— За хвост бы тебя…— прошипела я.

— Что? – Бай занёс лапку над сосудом и покосился на угрожающе близкий край полки.

— Ничего, Бай. Это я пошутила, — медовым голосом запела я.

— Это хорошо, что пошутила. Предлагай, я слушаю, — кивнул круглой головой, чёрный как смоль мерзавец.

— Баюшка, ты отдай мне грёзу, я её продам, погашу долг и будем мы с тобой жить-поживать…

— Неа, — лапа Бая легла на стеклянный бок сосуда и сдвинула его ещё на миллиметр.

— АЙ! – снова взвизгнула я, — ты зачем это делаешь, безмозглый кот?!

— Зачем? – Бай задумался, почесал лапой за ухом, — действительно – зачем? А, вспомнил! Потому что могу! – кровожадно закончил он.

— Бай! Ты дурак?! Если я не рассчитаюсь по тётушкиному долгу, то лавку конфискуют и мы с тобой пойдём по миру! Оба! Выгонят нас на снег, на мороз. Двух сироток! Как мы жить будем? Спички продавать? Или полы мыть, если кто-то захочет нанять ведьму? А нет у нас таких! Тут ты или ведьма или иди отсюда, не мозоль глаза! Если уж не справилась с семейным делом, то и нигде от тебя толку не будет, — я натурально всхлипнула и присела на стул, — ведь никто не поможет, Бай. Знаешь же. Никто…

Слёзы сами собой закапали из глаз. Сейчас я говорила абсолютно искренне. Ведьм в нашем городе уважали, почитали и немного побаивались. Мы дарили им грёзы, помогали унять страдания души, вернуть сон и радость жизни, разжечь угасшие чувства. Но! меня жители почти не принимали всерьёз. По старой памяти и из уважения к помершей тётушке, кланялись, желали доброго утра, вежливо улыбались, но всем и каждому было известно, что дара тётушки во мне нет. Ни капли.

Ведьма-неудачница, которую вытурили из академии за неуспеваемость! Теперь мне путь или на паперть за подаянием, или в публичный дом, или бес его знает куда. Ничего я не умею, только полы воском отлично натираю. Никто из местных не наймёт ведьму на работу. Не принято тут семейное дело менять. Родилась ведьмой, будь добра смешивать грёзы. А если не умеешь, то катись отсюда подобру – поздорову.

Как-то прохладно отнеслась ко мне жизнь, а теперь ещё и Баюн доставляет. Ух, зараза капризная!

— Ладно, чего это я? – Баюн подозрительно ласково заговорил с полки шкафа, пожалел меня что ли? — прости, Тильда. Чего-то нашло на меня. Ночь сегодня такая. Капризная. Ты-то хоть знаешь, что за ночь сегодня?

Я вытерла слёзы и подняла на кота заплаканные глаза.

— Конечно знаю, Бай. Я же не настолько неуч. Самая длинная ночь в году, ночь зимнего солнцестояния.

— Колдовская ночь, Тильда, — важно пояснил Бай, — действие у неё такое…неопределённое. Вот и на меня подействовала. Так-то я мирный, знаешь ведь?

— Знаю.

— Не сдашь на живодёрню?—покосился на меня кот.

— Ни в жизни! До гробовой доски вместе будем! Клянусь! – горячо пообещала я, поднимаясь со стула — спускайся, молока налью.

— Молоко это хорошо, молоко я люблю. А плюшки есть?

— Ага. На последние гроши купила нам с тобой в лавке у тётушки Таро. Горячие ещё!

— Ммм! Плюшки от тётки Таро! Обожаю! – кот пружинисто спрыгнул на пол и вальяжно направился ко мне.

Но то ли и правда день был колдовской, то ли удача окончательно покинула лавку полуночных грёз, но сосуд, с мерцающей в нём грёзой, внезапно покачнулся.

— Нет, нет, нет, — я протянула руки и прыгнула вперёд.

Сосуду на мои вопли было глубоко индифферентно. Он снова качнулся, закружился на месте и полетел вниз по какой-то невероятной дуге, ровнёхонько мимо моих растопыренных пальцев!