Лазанья

Лазанья

– Проклятье! Я ведь дважды просеяла муку!

Рита кусала губы, то и дело поправляя левой рукой полоску ткани на волосах. Правая рука медлительно-спокойно помешивала силиконовой лопаточкой бешамель.

– Видишь: комочки. Придется блендером… Проклятье! И мне не нравится масло. Какой-то привкус. Вот попробуй, словно бы горчит.

Вадим меланхолично отрезал ломтик масла, отправил в рот.

– Отличное масло. Поражаюсь, как ты умеешь выбирать продукты, Марго. Ты… оставишь мне облизать кастрюльку от бешамеля?

Рита улыбнулась краешком рта, но губы тотчас нервно дернулись. Она склонилась над соусом, тревожно втягивая носом.

– Проклятье! Все-таки переложила. Мускатного ореха много.

Муж попытался обнять ее, но Рита отпихнула его локтем и, опустив кастрюльку на плиту, принялась вылавливать микроскопические комочки и рассматривать с недобрым прищуром.

Вадим молча достал блендер. Включил. Рита, недовольная собой, перелила соус в чашку блендера, а Вадим тотчас запустил палец в опустевшую кастрюльку. Облизал, жмурясь от удовольствия.

– Ритка, как крем, ей богу. И мускатного ореха самое то. Старику понравится.

Она не ответила. Прикрыла соус салфеткой и напустилась на болоньезе.

– Похоже, меня все-таки надули, – зашипела она, до крови прокусив губу. – Не телятина. Слишком жирно. Свинина была ничего, а вот это… – Она подцепила деревянной лопаточкой фарш. – …определенно не телятина. Это какое-то старое унылое говядо, которое умерло от отвращения к своей бессмысленной жизни.

– Не знаю, как болоньезе, а с бешамелем все отлично, – сообщил Вадим, вытирая полотенцем соус со щеки. – Миску, если что, я тоже оближу.

– Тебе бы только облизать.

Вместо ответа муж попытался лизнуть Риту в щеку. Она увернулась.

–  И, вообще-то, бешамель не склоняется. А еще, в следующий раз определенно стоит взять другие помидоры в собственном соку. Эти как-то быстро разъехались…

– В прошлый раз ты жаловалась, что шкура у помидоров слишком толстая и получаются куски. Я бы предложил купить готовую пасту, но ты, думаю, предпочтешь начать сажать на лоджии помидоры и самостоятельно готовить их в собственном соку. Почему нет? Старику не нравится лазанья с магазинным болоньезе – мы готовим болоньезе. Если в следующий раз ему кольнет в задницу, что с помидорами что-то не так…

– Сплюнь, Вадька! Не смей!

Вадим, саркастически подняв бровь, вымыл кастрюльку. Рита еще раз перемешала соус. Постояла над ним в задумчивости с баночкой сушеного базилика, но добавить так и не решилась.

– По-моему, шикарный болоньезе. И базилик оттеняет, но не доминирует, – Вадим слизнул с лопаточки последний кусочек фарша. – Не жидкий, не густой, не слишком жирный, но и не постный.

Рита фыркнула. Осторожно окуная пластинки готового теста в кипяток, выстилала золотистыми квадратиками дно стеклянного лотка. Пальцы дрожали. Она поправляла, злясь на себя, и от этого нервничала еще больше.

– Давай я… – Вадим не успел закончить фразу. Жена зло глянула на него, не позволив приблизиться к столу.

– Лучше подай мне миску, – проговорила она сухо.

– Давай я хотя бы включу духовку. – Вадим примирительно поднял ладони. – Пусть прогреется. Или все священнодействие ты должна совершить в гордом одиночестве? Тогда могу полистать новости в сети, если так тебя раздражаю.

Он повернулся к кухонной двери, сделал шаг.

– Вадик… – едва слышно произнесла Рита. Обессиленно опустила ложку в миску, оставив непокрытым бешамелем один-единственный квадратик теста. – Прости… Я дико нервничаю. Понимаешь? У меня не получится и… Посиди тут со мной, а то я просто разревусь, тогда все будет соленое, а там сейчас столько соли, сколько нужно…

Вадим с улыбкой обнял жену, поцеловал, прихватив губами дрожащую нижнюю губу. Вынул из рук Риты ложку и парой спокойных движений смазал соусом тесто, распределив так, чтобы не осталось ни одного незакрытого уголка. Рита выкладывала горками на белое полотно бешамеля рыжий болоньезе. Вадим распределял фарш по форме – от одного стеклянного борта до другого.

На третьем слое руки Риты перестали дрожать. Искусанные губы припухли от поцелуев. Сделав над собой усилие, она отошла от стола и, прижавшись грудью к спине мужа, смотрела через его плечо, как ложится в форму последний слой бешамеля.

– Принесешь пармезан? – попросил Вадим, с видимым удовольствием принимаясь за опустевшие миски от соуса. На мгновение Рите показалось, что он специально не слишком хорошо вычищал их лопаточкой, чтобы потом было чем полакомиться.

Она разрезала упаковку, поднесла к носу сыр.

– Вадя!!

Смертельно бледнея, Рита сползла по стене, едва не уронив сыр. Вадим бросился к ней, подхватил, помог добраться до стула.

–Что?! Где больно? – испуганно шептал он, ощупывая.

– Не тот сыр, – выдавила Рита сквозь бледные губы. – Не тот.

– Проклятье, Марго! Я думал, тебе плохо… – рассердившись, пробормотал Вадим. – Все нормально с сыром. А вот мне этот твой спектакль года жизни стоил. Видишь, что на пачке написано? Пармезан!

– На сарае тоже написано, а там дрова, – обессиленно привалившись к стенке холодильника, выдохнула Рита. – Вадик, все впустую, понимаешь. Это не тот сыр!

– Перестань…

– Не тот сыр, ты понимаешь?! – Все краски разом вернулись в лицо Риты. Вернулись с избытком – щеки и кончик носа порозовели, изогнувшиеся зло губы приобрели оттенок вишни. Глаза, мгновение назад тусклые, метали молнии. – Ему не понравится!