Лед растаял

Лед растаял

Самые интересные истории начинаются со шкафа. В нем дедушка хранит пухлые фотоальбомы и вещицы, привезенные им из разных мест. И конечно же, про каждую он может рассказывать часами. Там же, за стеклом, стоят модельки кораблей и теплоходов; один из них точь-в-точь как тот, на котором служил дедушка. А еще шахматы. Паша взглянул на них и грустно вздохнул. Уже целую неделю у него не было повода достать коробку, расставить резные фигуры по клеткам и отправить их в бой.

Лев Валентинович молча наблюдал за внуком. Который день видно, что мается Пашка, ходит как в воду опущенный, но упорно молчит. Хотя разгадать загадку несложно — из школы возвращается мрачнее тучи и всегда один. А ведь раньше едва ли не каждый раз после уроков прибегал домой со своей подружкой Машей.

Паша и Маша с самого рождения жили в одном дворе. Здесь они и познакомились. Летом вместе играли в мяч и поливали петунии в палисаднике, а зимой строили снежные крепости и обрывали хрустальные сосульки с подъездных козырьков. В этом же дворе Пашка по утрам ждал Машу, чтобы вместе отправиться в школу, и по этим же те тропинкам после занятий заходили в гости к Паше, где его бабушка Елизавета Васильевна заваривала ароматный чай на меду, а дедушка Лев Валентинович учил ребят играть в шахматы или доставал реликвии из шкафа и рассказывал об очередном моряцком приключении.

И в этом же дворе неделю назад произошло самое страшное по Пашкиным меркам событие: Машу до дома провожал какой-то чужой парень! Паша все видел из окна — он ждал прихода Маши, чтобы сразу позвонить ей и узнать домашку. Но увидеть ее с кем-то другим оказалось очень неприятно. Даже сейчас, если вспомнить, как какой-то незнакомый пацан протягивает Маше рюкзак и жмет на прощанье руку, кулаки сжимаются сами собой. Конечно, Пашка злился на самого себя. Ну как можно было остаться дома в тот день! Подумаешь, температура и горло красное. Настоящего мужчину простудой не испугать! Но бабушка настояла.

В тот день Паша так и не набрал Машин номер. И на следующий день, в субботу, сам не подошел к телефону. Дедушка качал головой, но отвечал Маше, что Пашеньке еще нездоровится, и запланированный ими поход в кино придется отменить. В понедельник Паша не стал ждать подругу и ушел в школу один, а Маша, когда поняла, что Пашка бросил ее сегодня утром, не стала даже здороваться. Клубок взаимных обид закрутился слишком сильно, и Паша не знал, что теперь делать.

— Пашка, друг мой ситный, поговорим? — Лев Валентинович отложил книгу и снял очки с переносицы. — Подойдешь ко мне?

Пашка, слонявшийся возле шкафа, с неохотой протащился в другой конец комнаты и с шумом плюхнулся в старое продавленное кресло напротив дедушки. Смотреть деду в глаза не хотелось, поэтому Пашка сделал вид, что его очень интересует плотная гардина на окне и облупившаяся краска на подоконнике.

— Пашенька, ты знаешь, что я желаю тебе только добра, — мягко начал дедушка, — хотя мои вопросы могут показаться тебе… мм, нетактичными. Мол, не в свое дело лезу. Но все равно лучше спрошу: вы с Машей поругались?

Пашка угрюмо кивнув и снова отвернулся к окну. На дереве за стеклом возились воробьи, и это зрелище казалось сейчас очень увлекательным. Только не вспоминать бы протянутую для рукопожатия руку того парня и холодный Машин взгляд.

— Ты натворил что-то? Или Маша обидела тебя?

— Сама виновата и сама же не разговаривает! Вот и как с ней быть? — воскликнул Паша и нахохлился сильнее, чем воробьи на морозе. — Стоило мне не прийти один день, а она с другим уже! До дома он ее провожает!

— Вот в чем дело, — улыбнулся дедушка, но поспешил спрятать улыбку под усами. — А ты, Пашка, на правах кого провожаешь ее домой каждый день?

— Странный вопрос, деда. Мы с ней не разлей вода столько лет. Я ей самый лучший друг!

— Друг, говоришь… Паша, а разве друзья расстраиваются, когда у их друга еще один товарищ появляется?

— Не товарищ он ей! Он, он… ухаживает за ней!

— А ты против, друг?

Щеки у Паши загорелись огнем, а в животе свело, словно он проглотил что-то кислое. Против, очень даже против! Неужели дедушка не понимает?

Лев Валентинович прекрасно понял Пашу, только покачал головой. Молчаливая волна негодования, накрывшая его внука с головой, была красноречивее любых слов. Паша влюбился, и его долг как дедушки помочь внуку разобраться с этим.

— Пашенька, — Лев Валентинович наклонился к внуку и положил руку ему на плечо. — Ты помирись с Машей. Поступи мудрее, сделай первый шаг. И о своих чувствах надо рассказать. Так что… — дедушка вытащил из кармана несколько сторублевых бумажек. — Ты говорил, она все звала тебя на каток? Пригласи ее, не теряй время.

Пашка на секунду призадумался. Позвонить Маше очень хотелось, а увидеть ее — так еще больше. Но будет ли она с ним разговаривать после целой недели глупого молчания? “Не позвонишь — не узнаешь” — мудро решил Паша и схватил трубку.

— Алло, Маша, Маша! — затараторил Пашка, словно боясь, что забудет все слова. — Пошли на каток! Помнишь, ты хотела? Да! Через пятнадцать минут во дворе, буду!

Через десять минут Паша уже болтался у соседнего подъезда, то и дело поглядывая на дверь. Сейчас выйдет Маша, что он ей скажет? Просить прощения точно не будет — не он начал первым. Спрашивать, кто был тот незнакомый парень, тоже не стоит: узнать, конечно, жуть как хочется, но Маша наверняка разозлится. Лучше потом, сейчас самое главное — каток. После недолгих терзаний Паша решил сделать вид, будто ничего и не произошло. Просто поздороваться, просто поболтать о школьных делах, а там, глядишь, Маша сама все расскажет.

Расчет был верен: Маша вела себя как ни в чем не бывало. Точнее, пыталась. Она была тише обычного, пропустила мимо ушей пару шуток, а пока они ехали в трамвае и стояли в очереди за коньками, не произнесла ни слова. Паша тоже в основном молчал и был как на иголках.

И только в раздевалке его озарило — он же совсем не умеет кататься на коньках! Но отступать уже поздно. Паша покрепче затянул шнурки и кое-как, ковыляя, выбрался к арене.

На льду творился настоящий зимний праздник. Гул голосов и смех смешивались с веселой музыкой, яркие пятна иллюминации ложились каток и лица отдыхающих, оттого морозный воздух переставал казаться холодным. К бортам катка то здесь, то там льнули небольшие ларьки, похожие на расписные имбирные пряники: в них можно купить горячий чай или карамельное яблоко на палочке, хотя, по мнению Паши, есть его прямо на ходу крайне неудобно. Тут не упасть бы! А вот магазинчик со смешными ободками. Ушки, колпачки и даже короны — все они с огоньками внутри, которые можно включать и выключать. “Может, купить Маше такой?” — подумалось Пашке, но он быстро поймал себя на другой мысли — “Лучше подарю ей розу”.

Маша уже была на катке. Заметив у калитки мнущегося в нерешительности Пашку, она подъехала к нему и ловко затормозила, подняв фонтан ледяных брызг.

— Ты же первый раз на катке? Не бойся, попробуй выйти на лед, только держись за бортик.

Паша несмело поставил ногу на лед и сразу почувствовал, что конек его не слушается, бортик узкий и неудобный, а еще — жутко холодный, руки замерзают за секунды.

— Ты зря не захватил варежки, — покачала головой Маша. — За бортик держаться проще и вообще. Хорошо, что у меня есть запасные. Держи.

В любой другой ситуации Пашка отказался бы. Вот еще, бояться холода и ходить в девчачьих рукавицах. Но сейчас, когда земля в прямом смысле уходит из-под ног, спорить не хотелось. Да и варежки смотрелись не так уж плохо.

— Так, теперь давай отойдем от калитки, не стоит мешать другим людям. Ага, смотри, ногу неправильно ставишь, держи коньки параллельно. — командовала Маша, — Спину прямо, колени чуть согни и скользи. Давай, пробуй.

Пашка весь дрожал от напряжения. Колени не гнулись, а вот спина, наоборот, сгибалась так, сложно сверху на плечи еще мешок с чем-то тяжелым бросили. Ноги ужасно ныли от перетянутых шнурков. “Наверное, со стороны я выгляжу как каракатица” — горько подумал Паша, — “А Маша так легко скользит рядом, словно не весит ничего. Правильно дедушка говорит про нее — грациозница. Грациозница и каракатица — хороша пара!”

То ли от злости на самого себя, то ли Маша была действительно неплохим учителем, но спустя десять минут и одну разбитую коленку, Паше удалось оторваться от бортика и преодолеть несколько метров самостоятельно.

— Смотри, у меня получилось! Я смог! — Паша наверное подпрыгнул бы от восторга, но мог только размахивать руками и радостно кричать.

— Молодец, — мягко похвалила его Маша и улыбнулась — впервые за этот день улыбнулась Пашке. — А теперь давай попробуем прокатиться вместе, — и протянула ему руку.

Что может сравниться с чувством, когда ты несешься по льду навстречу разноцветным огням и редким снежинкам, когда ты становишься частью общего потока, кружащегося в танце. Ты знаешь, что не упадешь, потому что твою руку крепко сжимает другая рука. Все прежние радостные моменты Пашкиной жизни чуть убавили сияние и отступили, освобождая в памяти место для нового — главного — счастливого воспоминания за все двенадцать лет его жизни. От него перехватывало дух и дышалось полной грудью, о нем хотелось кричать на весь мир и молчать, сберегая его как самую драгоценную тайну.

Стало потихоньку смеркаться, и ребята договорились сделать последний круг. Паша совсем осмелел и мог выйти если не на центр катка, то подальше от бортиков. Отпускать руку Маши не хотелось, но иначе как показать ей, каких успехов удалось ему добиться за сегодня. Паша едва успел разжать ладонь, как в них на полной скорости врезались двое других ребят, и все упали на лед.

Было совсем не обидно и почти не больно. Зато почему-то очень смешно. Виновники падения извинились и быстренько умчались прочь, а Пашка все не мог прекратить смеяться. Маша, глядя на него, словно заразилась его весельем, и ее звонкий смех отогревал мятущееся Пашкино сердце. Он оперся на колено и протянул Маше руку, чтобы помочь встать. Их варежки собрали снежную пыль из-под коньков и задубели на морозе, но Паша был готов поклясться, что чувствовал сквозь них ее тепло. В этот момент он понял — они обязательно помирятся. Лед растаял.

Дорога домой показалась быстрой и веселой. Теперь Маша не отмалчивалась, а вместе с Пашей живо обсуждала впечатления сегодняшнего дня. Когда они добрались до двора, Пашка понял, что не в силах сейчас расстаться с Машей. Ему казалось, стоит сейчас распрощаться и разойтись каждый в свою квартиру, как волшебство иссякнет. В понедельник в школе всплывут невысказанные обиды, на горизонте снова замаячит этот чужой парень, а Пашка так и останется там, у окна, просто смотреть на них со стороны. Дедушка говорит, что о своих чувствах надо рассказать, но пока что все важные слова застревали в горле. Одно Паша знал точно — сладкий бабушкин чай и пирог с повидлом способны творить чудеса. И сейчас ему было так нужно еще одно чудо.

Пашина квартира встретила ребят уютом и запахом горячей выпечки, тянущимся с кухни. Елизавета Васильевна словно чувствовала, что сегодня стоит ждать гостей, и по этому случаю в духовке румянились пироги с вареньем и картошкой. Лев Валентинович достал с антресолей большую жестяную коробку, полную мишуры и расписных стеклянных шариков. Теперь они красовались на елке, которой едва нашлось место в маленькой гостиной.

Дедушка усадил ребят на старенький диван и удалился на кухню, помогать жене. В тишине комнаты тихонько тикали часы, воздух наполнялся ароматом хвои, а маленькие серебринки, отражаясь с елки, ложились на волосы и лицо Маши, добавляя ей очарования. Лучшего момента для разговора, кажется, не найти. И Паша решился.

— Ты знаешь, я должен сказать тебе кое-что. Я вел себя как дурак всю неделю. Не провожал в школу, не разговаривал. Я очень виноват перед тобой, просто…

— Тот парень — старший брат нашей одноклассницы Кати Беловой. Он ей тетрадку с сочинением тогда занес, она ее дома забыла. И привязался ко мне. Давай поболтаем, говорит, давай домой тебя провожу. Я просила его не провожать, но он настаивал. Не убегать же от него.

— Вот как, — Пашка не мог скрыть своей счастливой улыбки, — вот как, оказывается, дело было.

— Я не сразу, но поняла, почему ты обиделся. Тебе кто-то рассказал об этом.

— Я сам все видел, — признался Паша. — В окно смотрел.

Маша укоризненно посмотрела на него. Лицо, только-только отошедшее после улицы, снова схватила горячка.

— Маша, я вот хотел предложить тебе… Давай только я буду до дома тебя провожать? Всегда, обещаю! — и пока она не успела ответить, добавил, — И розу хочу подарить тебе, можно?

Маша прижала ладони к щекам и кивнула. Ей тоже показалось, что она снова на морозе.

А за дверью замерли Елизавета Васильевна с чайником в руках и Лев Валентинович с целым подносом пирогов. Надо подождать несколько минут, не разрушать момента. Только что на их глазах дружба двух ребят превратилась в нечто большее.

Потом было веселое и шумное чаепитие: дедушка то и дело задевал локтем колючие еловые ветки, Паша со смехом рассказывал про свои подвиги на льду, а Маша с жаром доказывала, что Паша был не так уж плох. И все дружно нахваливали пироги и чай со смородиновым листом. Когда все было выпито и съедено, Елизавета Васильевна стала прибирать со стола, а Лев Валентинович достал из своего шкафа один из пухлых фотоальбомов и принялся что-то рассказывать ребятам, листая страницы. На одной из них мелькнула фотография: молодой человек, так похожий на Пашку и девушка с глазами-звездами, совсем как у Маши.