Леди попаданка

Пролог

Первая часть Марлезонского балета!

Я, как хозяйка, сидела во главе стола и сверлила взглядом, так сказать, гостя, который расположился на другом конце стола. Моя душа кипела. Скулы сводило от ярости. Губы искривились в злой усмешке, которая еще чуть-чуть и перейдет в оскал, но я еще старалась держать маску радушия.

Руки чесались оборвать уши этому молокососу, чтобы стереть с его физиономии похабную ухмылку.

Бесит этот нахал!

Не так, совсем не так, я представляла себе аристократического отпрыска. Где одухотворенное, благородное лицо и прямой нос, как у Ланового? Где мудрый взор и волевой подбородок, как у Тихонова? Где темные локоны и огромные глаза, как у Абдулова? Где, в конце концов, загадочность Киркорова?

Нет, я не придираюсь. Если бы мы столкнулись на улице, хотя, как это могло бы произойти, не представляю, то, я бы, очень хочется в это верить, прошла мимо, даже не обратив на него внимание, настолько непримечательной была внешность молодого человека. Таким мог бы быть агент специального назначения...

Темно русые короткие волосы даже на вид были жесткими. Легкая щетина подчеркивала линию скул, тонкие усы прикрывали верхнюю губу, ровные, прямые, широкие брови нависли над лукавыми карими глазами, а высокий лоб и слегка курносый нос завершали образ “обычного” парня.

И я бы с удовольствием приказала подать ему завтрак в гостевые покои, чтобы мне никто не мешал общаться с маменькой, но лорд Ле-Влин, не совсем понятно по какому праву, потребовал от баронессы Ле-Морте, главы рода, пригласить его на завтрак. А баронесса — это я...

Хотя какая из пигалицы девятнадцати лет может быть глава? Это просто баронству со мной повезло. А так — что бы они делали? Но, что-то я отвлеклась... Это, наверное, чтобы ничего не запустить в этого напыщенного и самовлюбленного графа. Я даже тяжелый кубок с отваром подальше от себя отодвинула, настолько его поведение меня бесило, и, дождавшись, когда из столовой выйдет горничная, пристально посмотрела в глаза сотрапезника...

А павлин, ой, простите, его сиятельство Паул-Ник Ле-Влин, пожирая взором мои губы, по-другому не опишешь такой взгляд, продолжал распинаться:

— Ты, оказывается, привлекательна. Я...

— Чертовски привлекателен, — не сдержалась во мне старая язвительная ведьма. Мне очень хотелось расхохотаться в лицо парня. Пробурчала, вроде, себе под нос, однако молодой человек, который сидел на почетном месте, напротив меня, услышал и обрадовался:

— Тебе тоже так кажется?

Обращение на “ты” меня коробило, но тут ничего не поделать... Ну, не ввели здесь в обиход уважительное “Вы”, даже к королю обращаются: “ты, твое величество” ...

— Мой лорд, — хмыкнула я, швыряя ложечку в серебряное блюдце. — Это был сарказм...

Как мне нравится, что маги не могут врать. Совсем! Абсолютно! Умолчать, не договорить — это, у опытного одаренного может получиться. А с меня какой спрос? Я-то — начинающая колдунья. Мне еще учиться и учиться держать свои силы в узде.

— Валент-Лина, — проникновенно, чувственно, протяжно, словно обкатывая мое имя на языке выдохнул юнец и вновь выразительно взглянув на мои губы демонстративно опустил свой взор мне на грудь.

Если бы я была вчерашней Валент, то сейчас бы сидела и, краснея, млела бы от такого хамского поведения. Таяла бы, как сосулька по весне, растекаясь лужицей возле ног этого наглого малолетки. Но, самое страшное то, что верила бы...

Ага! Приехал мой, возможный, синьор, который, кстати, не так давно принял трон графства, и с первого взгляда, ну нет в памяти зацепок, что мы встречались раньше, влюбился в девочку, извиняюсь, в девушку, которая толком еще не может управлять своей силой...

— Милорд, рискну напомнить тебе, что пока я не стану полноценным магом...

— Твои наставники, — прервал меня граф на полуслове, — слишком строги. Я же вижу, как виртуозно удерживаются нити силы. Как ты справляешься со своим волнением. Вижу, что нравлюсь тебе и поэтому возвращаюсь к своему предложению, Валент-Лина…

Не признанное мною имя звучало протяжно и мягко, как песня. Он надеялся, что сможет воздействовать на меня через звуки, которые любой человек слышит с самого детства… Но, юноша не знал, что это звучание осталось только для официальных мероприятий, где надеюсь, мне еще не скоро нужно будет появляться…

Нестабильная магия сыграла со мною злую шутку. Прокрутив в голове все, на что надеется юный граф, я расхохоталась до слез. Видимо в моей истерике не было тех ноток радости, которые ожидал Паул-Ник, потому что его брови от удивления полезли на лоб.

Но я себя не сдерживала. Зачем? Мне, если честно, приятно и слышать свой звонкий смех, и вдыхать ароматы нехитрой, но вкусной снеди. А то, что при этом присутствует гость, так это его проблемы…

Когда приступ веселья пошел на спад, у меня получилось выдавить из себя:

— Я не согласна…

Ой! Что тут началось…

Вторая часть Марлезонского балета!

Спустя пять минут

На кухне баронского замка Ле-Морте с самого утра весь немногочисленный люд гудел, обсуждая новости. Кипящая, в прямом смысле, работа никому не мешала перемывать косточки хозяевам и внимательно впитывать небывалые известия, которые принесла Марта — единственная горничная.

К вечеру они станут сплетнями, а через неделю другую — слухами, которые будут рассказывать в дальних тавернах баронства, как анекдоты из жизни аристократов. Но это всё будет потом, когда самые неосторожные решат прихвастнуть, надеясь, что никто не узнает о том, что они языки распустили...

Правда, после смерти барона многие не смогли сдержаться и поплатились за это службой. Баронесса, как орлица защищала не только доброе имя своей дочери, но и честь рода. Хотя, ее понять можно! Какой матери приятно, что ее чадо выставляют чудовищем...

Именно из-за этого ушли и управляющий с экономкой, и их великовозрастные дети, которые занимали все теплые места: три сына были лакеями, а две дочки — горничными. У кого из младшего поколения засвербело — неважно, но когда баронесса Альма Ле-Морте указала говорливому отпрыску на дверь, то родители почему-то решили пригрозить хозяйке, что следом за наказанным уйдет все семейство. Надо отдать должное вдове — угроза ее не впечатлила и зажрав..., ой, зарвавшаяся семейка в тот же день покинула крепость.