Легенда о Белой Матери

1.1

Леда с детства знала, что человек делает себя сам. А если не стремится к успеху, то неудачник, живущий по принципу «как нибудь в другой раз». А ноет о несправедливости – паразит. И увы, таких ленивых тунеядцев полно, которым мать-судьба не раз давала возможности на успех. Которые ныли, и ныли, невзирая на собственные таланты. Которые, так ни к чему, и пришли, или топтались на одном месте.

Леда всегда призерала таких. И относила себя к первой категории лиц. Работала, падала, и снова работала, невзирая на трудности, ведь удача, как говорила бабушка, благоволить будет в труде. И Леда охотно верила, упёрто ступая, на протяжении семи лет к самой заветной мечте маленькими шажками. Шла, и шла. Шла, и шла. И в начале пути, не обращать внимание на недовольные взгляды матери было довольно тяжко; Инна, как всегда не одобряла выбора дочери, ни её увлечений, не верила в дальнейший успех. И постоянно твердила: «Брось дурацкую затею!». Но Леда старалась, и наконец-то в свои тридцать лет, стала одним из известных сетевых писателей-фантастов России.

– Славься, Фортуна! Славься, Фелиция! – Леда как мантру повторяла простые слова, покорно стоя перед маленькой бронзовой статуэткой. Иногда зажигала ей сладкие благовония, преподносила на жертвенную чашу фрукты и сладости. И опять просила благословения на успех. И Фортуна слышала, ведь финансовые дела день за днём шли лучше, и лучше. Что однажды мелкий страх измельчал, превратившись в полнейшее безразличие. А постоянно хмурые, и полные недовольства, тёмно-серые глаза не до мамаши, больше не ранили. Лишь злили, раздражали, и снова злили. И однажды случилось то, что ожидала больше всего на свете; вечером, двадцать пятого августа, ровно в девять часов по Московскому времени, когда-то горячо любимый отец, без стука, войдя в комнату, с ходу заявил:

– Нужно поговорить! – да так непривычно громко, что Леда вздрогнула от неожиданности. А в комнате повисла гнетущая тишина. Писательница закрыла ноутбук. И посмотрев на сутулого мужчину, спросила:

– О чём?

– Милая, – начал Прометей подозрительно мягким тоном. – Тебе уже тридцать лет... Пора подумать о самостоятельной жизни вне родового гнезда.

– Съеду завтра! – твёрдо ответила. Ведь после приезда из Греции, жизнь у Леды стала тревожной. А всë из-за банальности того, что как всегда не смогла оправдать материнских надежд; родная мать, как помнит, постоянно требовала быть лучшей из лучших. Леда с самого детства старалась угодить ей в силу своих же возможностей; хорошо училась, выступала на различных школьных и городских олимпиадах, на шахматных школьных турнирах. Но увы, всегда занимала не те места. Четвёртые, или же пятый. А не первый – как было нужно. И из-за этого у Леды развилась завышенное требование к самой себе. А потом, к семнадцати годам подоспел комплекс неполноценности. Постоянная апатия переросла в депрессию, возникла сильная обида на мать. И если не бабушка по отцовской линии, вовремя прибывшая из Греции в Россию, не выдержав издевательств, наложила бы на себя руки.

– Ты уверена? – совсем тихо прошептал Прометей. С какой-то уж мнимой надеждой в голосе. И девушка, видимо не оправдав ожиданий, положительно кивнула в ответ. Что её любимые, в позолоченной оправе очки, сползли с аккуратной переносицы на узкий, красивый нос. Но плавным движением указательного пальца, поправила их. И впервые за долгое время на душе появилась лёгкость свободы. Но смотреть в глаза бесхарактерному папаша становится мерзко.

– Ты опять пришёл отговорить «от глупой затеи»? – вовремя догадалась, и Прометей нервно потупил взгляд. Хотя, Леда не удивлена такому исходу событий, ведь за все пять лет уходила из злосчастного дома сто двадцать раз. И увы, снова возвращалась, поддаваясь на жалкие уговоры отца, что оказался наглым лжецом, без чести и самолюбия. И Леда всё-таки не сдержалась, украдкой посмотрев на Прометея. Как всегда – жалкий, испуганный вид. И Леда за долгое время, наконец-то решила высказаться.

– Ты мог уйти от неё не один раз!.

– Дочка... – решил оправдаться. И писательница, положив рабочий ноутбук на столик, грубо проговорила:

– Я всё сказала!

– Но ты подумала о младшей сестре? – последовал эгоистичный вопрос. Леда благоразумно промолчала. И поудобней устроившись в мягком кресле, поспешно закрыла глаза; рабочее настроение окончательно испортилось. А смотреть на жалкую морду тряпки, больше нет ни желания, ни сил. И Прометей, прежде чем уйти, опять говорит эгоистичное:

– За что ты так? – и тяжело задышал, будто от несправедливости. И так не дождавшись ответа, последовал к выходу. Послышался противный скрип ржавых дверных петель, из-за чего Леда поторопила его: «Давай быстрее!», и Прометей вышел из комнаты. А Леда, тем временем, предавшись мечтаниям, чётко представила в голове образ главного антагониста ещё недописанной книги; вот гордый, даже чуть-чуть надменный драконид, величественно взирает на своих подданных с широкого балкона дворца. Вот он произносит речь, и Леда практически слышатся его красивый, пропитанный нотками радости, голос, но... Светлые мысли вновь омрачают громкие, доносящиеся из зала, крики. Леда морщится от отвращения, ведь опять стала невольным свидетелем родительских разборок. Хотя давно знает, что Инна, родная мать, любит запугивать нерадивого муженька. Недаром бросает в него фарфоровую посуду, всякие мелкие безделушки. И любит обвинять его во всех мировых грехах, попутно упоминая о каком-то там Станиславе. Вот опять слышится истеричное: «Прометей! Я жалею, что тридцать лет назад не вышла замуж за Славу!», на что Леда посмеивается. И вновь думает, что неизвестный Станислав, не прошло бы и года, а с удовольствием сбежал от самовлюбленной дуры на другой конец света.

– Через день, дорогая. Уже, через день... – позорно оправдывается жалкая «глава» не до семейства.

– Что, через день?! – не унимается Инна. Кричит, и кричит. Но Леда знает, что мать любит упиваться своей вседозволенностью, таким способом отыгрываться из-за собственных неудач. И спустя двадцать минут издевательств, как ни в чём не бывало, бодро, приподнятом настроении, приказывает Прометею приготовить чаю, и побыстрее прибраться в комнате. Мол, скоро придёт Алиса. А Леде вновь становится стыдно перед соседями за ублюдочное поведение матери-истерички. Особенно перед покойной Антониной Степановной, что не один раз писала заявление в полицию на шум-гам из тридцать четвёртой. Но Инна оказалась мстительной тварью с очень «большими» связями. Антонину попросту обвинив в клевете, «вежливо» попросив заплатить за моральный ущерб. И пенсионерка, заплатив кругленькую сумму, через день, после суда, слегла в больницу из-за сердечного приступа, и там умерла. Тогда Инна ликовала, мол, старая грымза наконец-то сдохла. И вспоминая слова бабушки Арсинои: «Не бойся эту тварь, милая!», Леда уже не боится, ведь знает, что Инна способна издеваться над слабыми людьми. Запугивать своим любовником-генералом из полиции. Но вторит самой себе в очередной раз: