Лемурия

Пролог

  Светлана, Светланка...
  Глупая малышка, светлый мой, добрый мой человечек.
  Как странно, что ты теперь не со мной. Как-то незаметно, совсем незаметно расстались мы, очень буднично и просто.
  Может, ты просто вышла на минуту: в магазин, в парикмахерскую, на встречу с подругой, на прогулку в парк...
  Не на работу, нет. Ты же бросила этот чёртов офис. Я помню, как ты радовалась, когда ушла с работы и говорила мне, что можешь посвятить теперь всю жизнь...
  Вот я улыбаюсь. Иронично... или просто криво и жалко.
  Всю жизнью. Мы и не знали, как мало её осталось.
  ...всю жизнь семье.
  «Тебе, болван неблагодарный!»
  Это ты говорила нежно, с улыбкой. Гладила мои волосы... Да, тогда у меня этих залысин ещё не было. Была роскошная, густая, чёрная-пречёрная шевелюра. Прямо-таки грива, но не львиная, конечно. У львов-то она жёлто-песочного цвета, иногда соломенно-жёлтого, под цвет саванны.
  А у меня вот чёрная была. Такой вот цвет.
  Р-р-роковая страсть... Глупость! Боже, какая глупость!
  В голове моей темно, сам лампочку выкрутил.
  Вот - ушла. Не хлопнула дверь, не застучали по лестнице каблуки. Не было прощального скандала, да и слов на прощание - не было. Вообще - ничего.
  Кажется, заснул, или - не заснул даже, а лишь забылся на минуту, и тебя нет. Ну, и где тебя теперь искать? Не знаю, милая, не знаю.
  Сижу вот у окна, считаю дождевые капли, гелевой ручкой вожу по блокноту, царапаю бумагу.
  И кто знает, сколько вот так просижу, сколько выдержу.
  Середина ночи, третий час. Бутылка “Гранта> почти пуста, а я на удивление трезв и ясность мыслей у меня необыкновенная. Хотя, возможно, это только так кажется.
  В голову-то лезет всё подряд, какие-то картинки одна чудней другой, и слышу звуки, которых вроде как и нет, и тени на стене скачут забавными гремлинами-дьяволятами, шорох и шум, ветер врывается через полуоткрытое окно, ветер шевелит и бросает листки бумаги по полу.
  Помнишь, с десяток лет назад это было? Я пришёл с радостной вестью о том, что крупный издатель, Игнатий Палевич, самолично принял меня и обласкал, назвал восходящей звездой русской литературы (а мне и тогда-то сильно за тридцать было... поздно, поздно начал я “восходить>), обнадёжил и обласкал, и даже выдал мне в полное владение собственную книжную серию.
  И подписал я  ним контракт сразу на четыре романа...
  Помнишь, глупыша? Майский день был, жаркий и душный. Я задержался тогда в издательстве, пришёл в послеобеденную пору. Кажется, в четверть пятого. Может, чуть пораньше.
  Ты расставляла горшки с рододендронами на балконе. Сказала: “Выгуливаю цветы. Им ведь тоже нужно дышать>.
  Потом из пульверизатора брызгала воду на листья.
  А я говорил, говорил... Наступает, дескать, новая жизнь, счастливая и беззаботная. Наконец признан мой талант, такие люди обратили на меня внимание.
  Какие именно, я не сказал... Оно и к лучшему!
  Да, много чего наговорил. Под конец уж и фантазировать начал. Прославлюсь, гонорары потекут полноводной рекой. Отдамся творчеству... Так и сказал: “отдамся>.
  Вот и отдался....
  А ты слушала и улыбалась. И гладила лепестки.
  А потом сказала: “Борщ разогреть? Ты же без обеда сегодня, весь день на ногах>.
   Я говорил всё, говорил без умолку. Пока хлебной коркой не подавился.
  Ты пальцем погрозила и сказала как ребёнку: “Ешь молча!>
  Вот бы действительно - помолчать.
  Новая жизнь...
  Где она, интересно?
  Одиночество, фонари плавают в тумане, дробью дождь по карнизной жести.
  Клюю носом, допиваю виски. Глажу серо-седой ёжик на голове... Нет, не потому глажу, что жалею себя.
  Просто... А у меня на макушке осталось ещё тёмное пятно. Остаток былой роскоши.
  Фотографий твоих нет. Пропали куда-то, сам не пойму - куда.
  Плеск. Влажной травой пахнет.
  Машины летают по глубоким лужам, шумно расплёскивая серую воду на тротуары.
  Машина за машиной, нарастающий гул и шум заливающей асфальтовые дорожки воды.
  Размеренно, будто волна за волной. Будто шум далёкого океана долетел сюда.
  Вот, уже почти три часа ночи.
  Мне пора, малыша. Я не верю, что ты вернёшься. Ты не можешь меня простить. Да я и сам себя не прощу.
  Мне тяжело здесь. Прости... Нечего ждать. Я собираюсь в дорогу, в дальний, дальний путь. Вот ведь расстояние я выбрал, и с собаками там не отыщешь!
  Зато, говорят, спокойно. Можно отдохнуть. Главное, что на этом курорте спешить некуда. И некуда бежать.
  Собираюсь, пора. Боюсь не успеть.
 
  Волны становятся всё выше и длиннее.
  Выбрасывая на берег белые звёзды, смывая с неба созвездия, сапфировые брызги мешая с лунной красной пылью – наступают на берег, топят мангровые корни, пенными языками облизывают пальмовые стволы, растворяют песчаную полосу пляжа, унося смытый с края суши и подхваченный мощным океанским прибоем песок в тёмные глубины океана.
  Берег откупается от наступающих великих вод жёлто-перламутровыми раковинами и коралловыми ветвями, белыми, чёрными и алыми.
  Вода берёт дань, но мало ей, всё мало ей. Потоки её обрушиваются на сушу.
  Время. Настаёт пора.
  Берег тонет и темнота скрывает его. Темнота ночи и тьма древней, слепой, первобытной воды сливаются воедино и великой силою тянут в сонную бездну затихающий под волнами мир.
  Едва различимые за качающимися широкими, узорчатыми пальмовыми листьями огни фонарей гаснут одни за другим, и отмеченная оранжевым, мерцающим их светом полоска идущей вдоль берега дороги темнеет, сливается постепенно с ночным мраком.
  И на ползущих по краю горизонта облаках бледнеют голубые отсветы огней далёкого города. Бледнеют, и свет их из голубого становится белым, а там – и вовсе исчезает.
  И гаснут облака.
  Ночью исчезнет...
 
  Сейчас она разденется.
  Шёлковая юбка с тихим шелестом падает на пол. На смуглой коже до стринга тонкая полоска белой нежной ткани.
  Запах плоти, женской плоти. Цветы и океан. Цветы иланг-иланга падают на песок.
  Алые цветы плывут по воде.
  Её дыхание – мёд. Сладкий мёд.
  Сладкие губы.
 
  «И, как мы и предупреждали, мощная и затяжная гроза на южном побережье, совершенно нетипичная для этого времени года, не обошла стороной и наш тихий городок.
  Порывы ветра и обилие осадков... в связи с чем мы советуем забросить ваши скутеры подальше, желательно в гараж или под навес, и присоединиться к нашим радиослушателям...
  Итак, в эфире «Радио Нарака». Шестнадцать часов в сутки мы транслируем наши передачи на безупречном, как мы надеемся, английском  для всех тех, кто выбрал это чудесное место на берегу океана, чтобы самым приятнейшим образом провести свои дни на планете Земля.
  Для жителей нашего любимого городка Нарака, самого весёлого города самой южной провинции штата Денпасавар!
  И этот музыкальный час мы начинаем с композиции группы Doors, которую оценят все любители старого доброго рока шестидесятых.
  Дамы и господа, Джим Моррисон. Light my fire!»
 
  Подойди ко мне. Ближе. Ближе.
  Дай прикоснуться к тебе. Дай почувствовать тебя. Подари мне... На секунду, на мгновение – подари мне свою покорность, своё смирение, робость сердца своего.
  Ты знаешь, как это возбуждает. Покорная и обнажённая плоть.
  И ещё...
  Податливая мягкость кожи, тихое тепло.
 
  «...и мы начинаем розыгрыш призов!»