Лес за моим окном

1

- Рано или поздно все уходят.

Мой отец ушел, когда мне было пять. Я плохо помню его лицо – скорее острый еловый аромат его свитеров и то, как его колючая борода прикасалась к моей щеке. Я не помню, какого цвета были его глаза и волосы, как звучал его голос... В детстве он казался большой горой, но я не знаю, каким он был на самом деле, и кто на него больше похож – Кайл или я.

Однако я четко помню разноцветную эмблему на его рюкзаке, когда он уходил. Черный нейлон, резиновые ручки, болтающиеся лямки. Мне до сих пор снится этот рюкзак, яркий, как фотография. А его лицо по-прежнему размыто.

И, как бы нелепо это ни звучало, несмотря на то, что я помнила так ничтожно мало, я любила его до безумия. Все свое детство я верила в то, что он ушел не туда, куда уходят остальные отцы. Чужие отцы исчезают, растворяясь в жизнях других семей, а мой уехал работать на экватор, отправился в кругосветное путешествие, ушел жить отшельником в безлюдные горы. У меня находилась тысяча объяснений, и над некоторыми я даже рыдала по несколько дней, представляя, как он потерялся и не может найти дорогу домой, как умирает от холода в ледяной пещере, как пытается выжить на необитаемом острове после крушения самолета.

Глупо так думать, но иногда мне кажется, что даже по маме я плакала не так, когда ее не стало. Может быть, я была уже слишком взрослой в свои десять или, наоборот, еще слишком маленькой, чтобы до конца осознать реальную, невыдуманную смерть.

- Рано или поздно все уходят, - говорит тетя и хлопает входной дверью. Она вряд ли причисляет себя ко «всем» в этот момент, и, тем не менее, я невольно думаю, а не в последний ли раз вижу ее сегодня. Наша сегодняшняя ссора ничем не отличается от предыдущих – все то же их бессмысленное продолжение, но эта последняя фраза оставляет после себя неприятный осадок. Как плевок в душу, которым тетя хочет сказать: «Через несколько лет ты со мной согласишься», что на нее совсем не похоже.

Но на самом деле мне все равно. Она – не семья и никогда не пыталась ей стать.

Я жду, когда скрипнет калитка, и затихнут ее шаги. Выхожу на террасу и сажусь на пыльные ступеньки. Обнимаю колени и смотрю в разросшийся как дикие джунгли сад – им никто не занимается вот уже четыре года, со смерти мамы. Старое радио на накренившихся перилах покашливает и трещит с усилием, но так и не оживает до конца. Я понятия не имею, как его починить. И все же песни с нашей любимой радиостанции по-прежнему играют - только теперь у меня в голове, стоит только закрыть глаза. Как-то Кайл сказал, что еще немного и те редкие песни в стиле «кантри», которые пускают в эфир, останутся только в наших ночных кошмарах - когда мы уедем отсюда, навсегда.

Я оборачиваюсь и смотрю на пустую кресло-качалку в углу террасы. Это место Кайла, только он имеет право там сидеть. И сейчас оно пустует.

Послезавтра мой день рождения, и от этого еще поганей на душе. Не потому что мы кричали с тетей громче обычного, а потому что его не будет рядом.

Мы ссоримся почти каждый день, как раз по той причине, что она продолжает твердить, будто Кайл ушел, сам по своей воле, и оставил меня, без каких-либо угрызений совести.

- А ты думаешь, ему будет дело до тебя там, куда они все стремятся?

Она говорит о больших городах. Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Чикаго, Новый Орлеан... Но ведь не один Кайл о них мечтал, это были наши общие мечты – мои, его, Джемы. Мы вместе обсуждали, как однажды соберем вещи и навсегда уедем, о том, как снимем дом, я устроюсь в новую школу, Кайл будет играть за университетскую команду, а Джема рисовать в свое удовольствие и продавать картины случайным прохожим. У нас был четкий план, и, даже когда он рухнул, Кайл уверял меня, что мы все равно сбежим из этой дыры. Он говорил мне это, даже когда в его глазах потухла надежда, и каждый день он напивался так, что засыпал за кухонным столом... Мне приходилось накрывать его одеялом в те вечера и оставлять прямо там, потому что дотащить до кровати просто не хватало сил. Я знаю, он меня бы не бросил. Так же, как и я его.

- Сколько раз говорить тебе! Он не уехал, он пропал!

Наш маленький захудалый городок – не просто дыра. Это самая настоящая черная дыра. Люди здесь постоянно пропадают. В моем детстве во всем был виноват лес, и пещеры, которыми он кишит. Очень много детей из них так и не выбралось, поэтому нас с малых лет запугивали городскими легендами о ночных охотниках, которые выходили из тех самых пещер с наступлением темноты. И мы все верили. Я верила аж до тринадцати лет. Кайл всегда говорил, что я очень наивная, но я все равно сама догадалась о том, куда на самом деле пропадают взрослые.

Большинство из них исчезают совершенно неожиданно - однажды в ночи, с сумкой за плечом, отправляясь в путь за лучшей жизнью. О них почти никогда не докладывают в полицию, да и наши местные полицейские все равно никого не ищут. Ребенок, пропавший в лесу, взрослый, которого никто не видел несколько дней, по их мнению, исход один – они не вернутся.

 - Пропал вместе со своей девушкой? Просто разуй глаза, Эмбер! – тетя даже смеется, когда это говорит.

И тогда я не выдерживаю и толкаю ее к двери. В этом жесте столько отчаяния, потому что я вдруг начинаю сама сомневаться. И мне становится страшно.

Джема никогда не была против меня, и, тем не менее, они действительно пропали вместе... Вскоре после того, как Кайл заявил мне с улыбкой, что выход есть, он его нашел. Но он не стал ничего объяснять, просто попросил немного подождать.

Прошел уже месяц...

Я сижу на ступеньках террасы до самой глубокой ночи. Рядом со мной – старая керосиновая лампа, вокруг которой роится туча насекомых. Мне приходится накрыться с головы до ног пледом, чтобы они не докучали. Я никогда не зажигаю фонарик или верхний свет, потому что пламя свечи, колеблющееся на ветру, гораздо живее. Длинные тени тянутся от самых моих ног и танцуют на вытоптанной земле. И я чувствую себя чуть менее одинокой. На самом деле это работает даже лучше, чем голоса в телевизоре.