Лесной царь

Пролог

Пролог.

Тишина в мире нави стала почти постоянной. Чудесная птица Аюн, что пожирала плоть грешников, не смела вспорхнуть прочь со своей последней добычи, ундины, скучающие от одиночества, не переговаривались тихо с кикиморами, развешивающими свои платья на ветвях. Никто из обитателей бескрайнего леса не смел отвлекать Лесного царя от его задачи. Тот обходил огромный черный круг, выложенный из камней, что отделял его подданых от мира смертных. Танцевал и прислушивался к доносящимся отзвукам, проникающим за истончившуюся завесу. Его ветвистые рога подпирали бескрайние небеса и сияли холодным лунным сиянием, хвост с золотой кисточкой на конце нервно подергивался, будто у кота, готового к прыжку. Голодный и ослабший после стольких лет своего заточения он был готов на все, чтобы прорваться обратно в мир смертных. Сколько времени он танцевал так, почувствовавший, что некто из глупых людишек сдвинул священные камни. Сотню лет? Две?

Для Лесного царя все это время превратилось в одну бесконечную ночь. Порой краем сознания он вырывался в реальность, цепляя ту или иную человеческую душу, пополняя ряды своих любимых детей. А порой выхватывал из темноты одну из своих дочерей или сыновей и толкал их в образовавшуюся прореху. Пусть порезвятся на воле, пусть хлебнут хмельного вина человеческих желаний и пороков.

– Сын мой, – прошептала его мать, кладя узкую ладонь ему на плечо и вырывая из танца. Любого другого он бы порвал за такое на мелкие части, но мать была неприкосновенна. Даже бессмертные привязаны к созданию, что породило их. Лесной царь бросил взгляд зеленых глаз на иссохшую фигуру, златой хитон на которой стал подобен грязной тряпке. У матери его было шесть рук, и две пары глаз, некогда ей поклонялись как богине, но ныне и вовсе забыли ее имя. Его самого еще помнили, пугали детей, что если будут дурно себя вести, будут гневить христианского бога, он проберется в их маленькие спаленки и заберет их с собой в темноту. Глупые забыли, что лесной царь действительно забирал детей, но только тех, чье горе не вмещалось в их маленькие тела и выплескивалось через край. Он был милостив, он забирал в мир нави только самых несчастных, самых обиженных и искалеченных. И там он делал их сильными и бессмертными. Он давал им возможность отомстить.

– Пропусти меня в мир яви, сын. – голос ее был подобен скрипу старого дерева.

– Он более не таков, каким был во время договора со смертными. Я вижу, как изменились люди, я вижу железных зверей и дома столь высокие, что их крыш и вовсе не разглядеть.

– Люди всегда прежние. – Покачала головой его мать, – Они хотят золота, славы и власти, они мечтают о бессмертии. Я смогу им это предложить.

– И ты обречешь себя на жизнь в ловушке смертного тела?

Мать пожала плечами. Она устала от вечности в темном краю безвременья. Ей наскучили песни русалок, она устала от одинаковых историй кикимор. Она хотела жить, пусть ради этого ей придется пожертвовать двумя парами рук и расстаться с зоркими глазами, что видят прошлое и будущее.

– Я помогу тебе, сын мой. Я отыщу ту, что способна будет окончательно разбить оковы нашего плена.

Ведьмы, которых он так долго пестовал и одаривал своими дарами, предали его. Он просил столь о малом, сердце юной девы, сгорающее в любви. Лесной царь был окружен своими детьми, но оставался одинок. Ему нужна была возлюбленная, способная выдержать всю страсть бессмертного сердца, вот только пока никто не переживал ночи его любви.

Души их, измученные, рассыпались прахом, неспособные даже восстать среди созданий нави. Он пытался снова и снова, и в какой-то момент ведьмы отказали ему в выбранной невесте. И тогда он взял ее силой. Силой сорвал с нее одежды, силой наполнил своей любовью. Задыхающуюся, кричащую от боли и не способную ответить взаимностью. Она оказалась слишком слабой, опять слишком слабой.

Ведьмы обиделись, они собрали шабаш, но не для того, чтобы поклониться ему, а чтобы совершить преступление. Заплатить своей кровью и жизнями, своими силами, молодостью и красотой за то, чтобы заточить его в мире нави, возвести полог, не пропускающий более ни его, ни его детей в мир смертных. Горько плакал Лесной царь, ощутив удар в спину. А когда тиски горя немного отпустили его, стал думать о том, как прорваться обратно в мир яви. И для этого ему нужна была дева – потомок той, кто заточил его.

Та, что лишится дыхания сразу после рождения, но он вдохнет жизнь в охладевшие уста, сделав ее своим созданием в человеческом теле, та, что добровольно отдаст половину своей души миру нави. Та, чье полное ненависти сердце сможет пропустить скоп его детей через врата, возведенные тысячелетие назад. И та, кто из любви принесет свою человеческую часть ему в жертву. Глядя на сморщенное как грецкий орех лицо своей матери, Лесной царь был готов согласиться с ее желанием.

– Отыщи мне всех потомков ведьм. Отыщи ее. И я вернусь в мир яви в сиянии славы своей.

Мать приклонила перед сыном колени и скользнула в образовавшуюся прореху. Лесной царь слышал из-за завесы ее крик, полный боли. Он видел, как мать поднимается на ноги, с отвращением осматривает свое нагое человеческое тело. Она была стара, старее самой вечности, и переход не дал ей тело юной прелестницы, но предоставил тело старухи.

– Отыщи их, – молвили его губы, давно почерневшие от выпитой крови и грязных человеческих душ.