Лезвие агата / Blade of Agathe

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. I. Планы и известия

Настало время смелых мыслей.
Смелых поступков, смелых идей.
Стада в загоне, умение мыслить
Им не присуще – проклят их ген.

(Biopsyhoz – Кто, если не ты?)

Лампа в кабинете доктора Викториано то и дело подслеповато помаргивала своим бесчувственным глазом. Маленький Лесли молчал уже сорок минут, и это беспокоило. Парень вертел в пальцах свой исчерканный блокнот, перебирая его гусеничным шагом. Мягкие тапочки уютно обволакивали его босые ноги, полуоткушенный заусенец угрюмо блестел айсбергом в резях лабораторно-сухого света, взъерошенные светлые волосы падали на лоб.

– А что ты скажешь о своем последнем рисунке? Кто изображен на нем? – слегка вздохнув, нарушил тишину доктор. Рука, подпирающая голову, затекла, пришлось вернуть ее в положение, которое она занимала сорока минутами ранее. За окном методично три раза прокричала ворона.

– Это… ворона. Я… видел ее, – едва слышно ответил Лесли.

– А почему у нее такие длинные крылья? Она летит? – с интересом доктор Викториано приподнялся, пристальнее всматриваясь в лицо пациента.

– Она очень опасная, хищная. Я испугался, когда услышал ее. Больше ничего не хочу говорить. Я… пойду, можно? У нас обед скоро, – тут же нашелся парень, замялся и слегка подался в сторону двери.

– Хорошо. Давай так: через пару дней сестра Джилл назначит тебе дополнительное занятие со мной…

– Сэр, чем я опять провинился, сэр? – с мелкой дробью в голосе перебил Лесли, уже прямо взглянув ненавистному доктору в лицо. Он постоянно называл Рубена слегка вычурным двойным «сэр», последний никак не мог его отучить. Лесли рассказывал, что дома у него была единственная книга: «…кажется, там был какой-то король Артур, и там все звали друг друга “сэр”, и нисколько не стеснялись». Отец не давал ему других интересных книг, в шкафу его были романы, которые сын не понимал. – Я не хотел оказываться здесь! Вы знаете, что отец сдал меня сюда!

– Лесли, я все знаю. Твоя болезнь течет непредсказуемо, и ради твоей безопасности…

– Нет безопасности! – Лесли внезапно вспыхнул, уши его загорелись пламенем. Он никогда раньше не повышал голос на сэра Викториано. – Вы все только хотите меня воспитать! – последнее слово паренек едва выговорил, снизил громкость голоса на полтона, губа его дрогнула. Чаша Грааля чуть было не наполнилась капелькой слюны.

– Иди сюда.

Лесли боялся этой фразы более всего, и более всего ждал ее. Вот сэр Викториано снова тяжело вздыхает, приподнимается, странно и величественно смотрит, «включает гипноз» – так Лесли прозвал их сеансы. Лесли частенько пропадал в больничной библиотеке и читал медицинскую литературу – ту, что мог понять без головной боли. И там точно было такое слово.

– Подойди. Мне нужно тебя успокоить, – твердость в голосе Рубена оставалась, гранит сменился на рубин. Лесли подчинился, поднялся со своего кресла, словно притягиваемый волною скорбно качающегося маятника. Викториано в этот раз был насторожен более обычного: несносная Джилл уже должна быть за дверью. Она может все испортить. Рука доктора неспешно поправила воротничок хлопковой рубашки, разгладила складку на животе, два указательных пальца деловито прикоснулись к векам пациента и сомкнули, слегка надавив, передавая самый успокаивающий импульс, что был в его арсенале. Слегка обмякшее ватой тело, сжатое тонкокостное запястье, приоткрывшийся рот на облачном выдохе – и все закончилось. Лесли очнулся, приходя в себя пару секунд, – и тут же рванул из кабинета в накрахмаленные объятья медсестры, действительно ждавшей его у кабинета. Джилл по-голливудски улыбнулась доктору, едва уловимо подмигнула, и наигранно-учтиво затворила дверь.

А сестра опять пытается пофлиртовать. Как донести ей, что она такая же серая, как остальной младший персонал? Рубен откинулся в кресле, рука его взметнулась и тут же с шумом опустилась на гладкую поверхность. Несколько исписанных листков полетело на пол. Психиатр слегка поджал губы. А ведь взрослый человек, можно сказать, великовозрастное светило медицины! Полжизни за плечами, бардовый пиджак, статьи-регалии, ученая степень и… холостая жизнь! А ведь пора остепениться, завести семью, солидно зачать парочку спиногрызов, купить автомобиль – твердил ему гаденький голосок. Но кто он со своим шрамом на полголовы перед этими песочными часиками? И как-то совсем не маняще она фиксирует бинтами буйного Мейсона из десятой палаты.

Доктора занимала наука. Он зарабатывал большие деньги, стал «магнатом психиатрии» города Кримсон-сити, был вхож во многие международные научные сообщества, занимающиеся проблемами медицины, выступал с открытыми лекциями, вел, наконец, практику в «Маяке», владельцем которого он непосредственно и являлся. Но жаждал он изобретать, с самого раннего детства интересуясь внутренностью вещей, их устройством; он часто перекраивал свои игрушки, ломал и снова склеивал пластинки, зарисовывал неведомые устройства, пока старшая сестра в красном шелке и с игривой лентой в эбеновых волосах не унималась за роялем. Затем мальчик заинтересовался животной материей, и стал препарировать земноводных, затем кого покрупней, и как можно более тщательно, несмотря на крики и сопротивление животных. Мальчик вырос в атмосфере возвышенного аристократизма и перчаточной чопорности; особняк его семьи был словно вырезан из старинного фильма: внутри была исполинская двухъярусная библиотека (отец его Эрнесто был доктором медицины, и ребенок читал именно те книги, которые ему посчастливится достать с полки, до которой он сумеет дотянуться), торжественный обеденный зал с камином и канделябрами, кухня, три спальни с пологами (спальня родителей с камином, комнаты Рубена и Лоры, находившиеся по соседству), гостиная с резной мебелью и портретами, зал для музицирования с роялем и отцовским сейфом, небольшой музей ценностей, ванные комнаты, швейная мастерская, комната прислуги, склад, а также кабинет Эрнесто. Родственники Рубена не имели понятия о его недетских увлечениях. Рубен при этом совершенно не испытывал ни угрызений совести, ни толики жалости к существам, с которыми обходился как хладнокровный хирург, и получал истинное удовольствие от зарисовок частей их тела. Он умел тщательно заметать следы, проводя опыты в просторном деревянном амбаре. Семья Викториано владела многими акрами земли, имела прислугу и работников из числа крестьян, едва сводивших концы с концами.