Личное обоняние лейтенанта Виктора

Личное обоняние лейтенанта Виктора

А если однажды прекрасным утром, вы открываете дверь своего маленького, уютного деревенского домика - на горизонте лес, в воздухе свежесть, ваши дети (мальчик лет двух и девочка около трех) сидят в песочнице. Эту песочницу в начале лета вы соорудили своими руками. Сначала подбирали доски, потом отмеряли, пилили, шкурили. Поясница подстанывала, древесная пыль лезла в нос, а на языке одуряющий запах краски. Потом с Андреичем ездили за песком. В тот карьер, который остался с весны в десяти километрах от деревни. Набрали полный кузов, чтоб всем на всё хватило. И на замки, и на куличики, и на секретики, и на лучшие в мире ямы.

И теперь там - в солнечном песке - сидят ваши мальчик и девочка. Играют, лопочут. У мальчика лопатка оранжевая. Он ей сосредоточено копает. А девочка муху хоронит. Благодать!

Вот только рядом с ними ещё кто-то. Солнце, как назло, слепит, глаза приходится щурить. Слезы собираются по кромке век и силуэты причудливо расплываются. Но ваше сознание уже увидело.

У этого кого-то голова большая, ручки-лапки коротенькие, тельце пухлое, ноги подогнуты, так что не видно, что там на этих ногах - пальцы, ласты или щупальца.

А главное - весь он в короткой пушистой шерсти. Короткой и очень пушистой. Очень пушистой и очень зеленой.

Ни дать, ни взять - зеленый пушистый человечек.

Что будете делать?

Не спешите отвечать. На сто билетов в теплые края можно поспорить, что любой нормальный человек за лопату схватится. Или за топор. Да за что угодно, если непонятное чучело рядом с его ребенком внезапно окажется. Да хоть триста раз внешне безобидное.

Схватитесь-схватитесь, а вдобавок ещё и заорете так, что эти самые теплые края решат будто конец света наступил.

А если зеленые пушистые гости - это ж не просто метафора. А реальное событие?

Которое произошло утром 13 июня.

Конечно, крик тогда поднялся страшный - одних только кружек разбитых потом восемь штук насчитали. Крик, рев, лай, многоголосый детский плач.

Эти пушистики ж, как взрослых увидели - в углы забились, под лавки, в сараи. И давай реветь. Словно они годовалые сопливые малявки. Даром, что пушистые. Да зеленые.

Хотя кто бы под лавку не забился, при виде разъяренного существа, которое  больше раза в три. Да ещё орущего: “Пшл отсюда! Пшл, блюдок сраный!”.

Тут даже самые обычные, непушистые, дети реветь начали.

Хорошо, люди в деревне добрые и лопаты в ход не пустили. Как подуспокоились все немного, то есть когда детей в охапку и под замок закрыли, и лопаты просто рядом поставили, пушистиков этих зеленушных решили как-то в одном месте собрать.

Да только как. Тронуть страшно. А ревут - натурально дети. Даже за шкирку взять боязно.

Первым общий язык с ними нашел лейтенант ВиктОр. Был он молод, пушист, кудряв и собирался в милицию с шести лет. В те же молодые года он всем заявил, что отец его не пропал, а обосновался в далекой Франции. Поэтому называть его надо обязательно с ударением на последний слог, как делают все французы. Можно сказать, что легкость характера помогала лейтенанту решать большую часть проблем на пути.

- Это всё благодаря моему личному обонянию! - говорил в таких случаях ВиктОр.

- Это у вас - больно ученых - обаяние. А у меня о-бо-ня-ни-е, - заканчивал эту шутку лейтенант с неизменной широкой улыбкой.

Расположение первого пушистика ВиктОр завоевал, бесстрашно усевшись недалеко от него и начав самозабвенно копать яму. Да не просто копать, а приговаривать что-то на тарабарском.

“Ба-ба-бааааа-па-па”, - говорил лейтенант, стуча лопаткой о землю. “Фрррр,” - весело добавлял он, рассыпая черные пригоршни влажной почвы.

Через минуту объект его внимания уже переставал хныкать, через две - аккуратно подползал поближе, и через пять - весело помогал лейтенанту, поддакивая при этом веселым звонким голоском: “Гах-гооох-ох”.

Вскоре пушистик шагал с новоиспеченным другом за руку, смешно переваливаясь на ходу и лопоча что-то свое. ВиктОр отвечал ему и весело подмигивал. Всё же не зря он в свое время каждые выходные мотался в соседнюю деревню, где у него маленький племянник жил. Вот и тарабарский с марсианским пригодились.

Таким способом все внезапные гости оказались во дворе у Тихона Андреевича. Ну потому что  - а у кого ещё?

Жители заглядывали через забор и радостно гудели.

- Ну просто детский сад какой-то, - говорил кто-то из толпы наблюдателей.

- Ага, - весело поддакивали ему. - Может их этот. Леший с кикиморой нам подкинули. А сами спать под кусток завалились.

А Тихон Андреевич в то время негромко беседовал с ВиктОром.

- Накормить малышню эту надо, - говорил он лейтенанту.

- Так может они ящериц, да лягушек трескают, Андреич, - отвечал ему ВиктОр и широко улыбался, - а может этот, солнечный свет, как растения впитывают.

- Аха. Или радиацию. Давай проще, ВиктОр.

- Проще? Ну самое простое - кашей их накормить. Наварим на весь наш инопланетный детский сад манной каши. Да масла с сахаром не пожалеем.

- А ты не смейся. Здраво мыслишь.

- Ну. Как ты их кормить-то собираешься? Вдруг эти милые создания ядом плюются?

- Тебя ж не заплевали.

- Эх, была не была. Пойдем, Андреич, кашу варить. Будет им всем кашам каша.

***

- И что? Накормили кашей? Дядяяяя? А? Накормили?

Андрюшка широко открывает глаза и начинает теребить пуговицу на манжете ВиктОра. Макушка взъерошена, одна штанина задралась аж до коленки, а на другой свежая дырка с полосами ниток. ВиктОр улыбается, приглаживает непослушную шевелюру племянника и отвечает:

- Ну пришлось применить своё секретное оружие. Да куда им против моего личного обоняния! И каши наварили, и молоком напоили. Трудно было, конечно. Двенадцать несмысленышей! Хорошо дядя твой девок, то есть женщин наших уговорил. Те быстро управились.