Лихо

Глава 1

… Давно это было или не было никогда, правда то или нет, только люди не говорят. А говорят, вот как было: жил-был Кузьма-кузнец, что Лихо Окаянное, да Одноглазое ходил искать, да еле живой остался и руку потерял. Народилось у него двое деток: девочка-краса длинная коса, да мальчишка – подурнее, но хваток умишком. Мать их с дитем на третьем брюхе померла, да и Кузьма-кузнец не задержался. Болела культя, которая осталась после того, как он руку свою на златом топоре Лиха Окаянного, да Одноглазого оставил. Не стало кузнеца.

Поплакали-погоревали братец с сестрицей, да в путь-дорогу собрались по миру ходить, людей посмотреть, да себя показать. Долго шли они, в разных царствах-государствах останавливались, многие чудеса заморские видели. И вот, полями да долами через дремучий-дремучий лес добрели они до избушки Лиха Одноглазого, да Окаянного, где рядом пень со златым топором стоит, к которому пристала рука Кузьмы-Кузнеца. Глядят – на завалинке перед домом три дочери Лиха сидят: одна с когтями, другая с клыками, а третья с когтями, да с клыками. И тут поднялся шум, гром, крик. Схоронились братец с сестрицей за пеньком с топором златым, да смотрят, что будет. Идет к избушке Лихо Окаянное, да Одноглазое, и дочерям своим наказывает, чтобы первая рвала незваных гостей, вторая косточки выгрызала, да мясо в избу к Лиху вкидывала, а третья вперед них всех загадку загадывала. Сказало все это Лихо Окаянное, да Одноглазое, да в избе и скрылось.

Немного погодя подъезжает к избе купец с телегой, груженой золотом. Выходит к нему дочь лиха с когтями, да клыками, да такую речь ведет: «Отдай, что первое ты увидел, когда глаза открыл. Не трону тогда тебя». Купец рассмеялся и отвечает: «Первое, что я сегодня увидел было злато мое, за товар вырученное. Детушкам я его своим везу в Царь-Град. Как же я тебе его отдам, девица?»

Завыла тогда дочь с когтями, подскочила дочь с клыками, разорвали они купца в мелкие клочья, косточки за околицу в овражек выкинули, мясо в избу Лиху бросили, а телегу со златом перевернули, да уселись на завалинку других гостей ожидать.

Еще время проходит. Едет солдат на добром коне. Вороной конь, знатный. Опять подбегает к нему дочь с когтями да клыками: «Отдай, что первое ты увидел, когда глаза открыл. Не трону тогда тебя». Смеется солдат: «Первое, что я увидел были мой конь верный, да сабля боевая. Как я их отдам?» Снова подскочили другие дочери, разодрали солдата, кости за околицу в овраг выбросили, мясо Лиху кинули, коня одним махом съели, а саблю к злату кинули.

Вышли тогда из-за пня братец с сестрицей. Спрашивает третья дочь у них тот же вопрос. Задумался мальчишка – подурнее, но хваток умишком, замудрствовал. Так его три дочери сами и проглотили, даже косточек не оставили. Молвит тогда девочка-краса длинная коса: «А я первое, что увидела, был пенек со златым топором, а на нем рука моего отца Кузьмы-кузнеца. Забирайте, если хотите». Дочери переглянулись, облизнулись, кинулись к златому топору, да так и прилипли. Вой подняли, шум, весь дремучий-дремучий лес перебудили. Подняла тогда саблю храброго солдата девочка-краса длинная коса, да за злато спряталась.

Выскочило на крик Лихо Окаянное, да Одноглазое, побежало своих дочерей освобождать, да так само и прилипло. Подскочила тогда девочка-краса длинная коса к ним, головы пообрубала, да так в овраг к косточкам и скинула. Стала она в той избе со златом поживать, да добра наживать.

Дед Прохор надрывно закашлялся и потянулся к ведру, в котором покачивался старый деревянный ковшик. Звук больших жадных глотков, уходящих вглубь за движением кадыка на морщинистой шее, заставил встрепенуться. Тимофей медленно моргнул глазами, словно просыпаясь от долгого сна. Под боком противным теплым комочком свернулась и деловито сопела Марьяшка. Заслушавшись сказкой, он даже не заметил, когда сестра подобралась так близко. Пользуясь тем, что дед отвернулся, чтобы зачерпнуть еще воды, Тима быстро отпихнул ее от себя, откатившись на другой конец длинной лавки, ближе к открытому окну.

Опершись на шершавый подоконник, он прильнул носом к стеклу. Через невысокий забор было видно, как горстка деревенской ребятни бегает, как стая восторженных собачек, за двумя пацанами на великах. В лучах заходящего солнца металлические кони заманчиво сверкали, как недостижимые сокровища. Рыжие пятна ржавчины, тут и там раскиданные по их корпусам, ничуть их не портили. Руки и ноги, помнящие каково это быстро рассекать пространство вокруг себя, трезвоня в раздражающий всех взрослых звонок, противно заныли и загудели. Еще недавно и у Тимофея был настоящий велосипед. Красный, блестящий, новехонький – гораздо лучше этих местных ископаемых. Ради него пришлось целый год умолять мать, не забывая попутно убирать квартиру, забирать сестру из детского садика неподалеку, да еще и не приносить из школы ничего ниже четверки. И вот в самом начале мая, когда ему исполнились целые десять лет, Тима наконец-то получил желаемое.

Радость от покупки, правда, длилась недолго. Сначала сам Тимофей, поучаствовав в гонке с соседскими мальчиками, упал, не только так сильно ушибив ногу, что пришлось накладывать гипс, так еще – самое страшное – заметно поцарапав руль. Резные ручки из одуряюще пахнущей резины так и остались потерянными где-то во дворе. Потом Марьяша, коварно воспользовавшись временной беспомощностью брата, упросила мать покататься. Через пару дней таких катаний она тоже упала, разодрала коленки и погнула переднюю раму. Искалеченный велосипед остался дожидаться хозяина. Когда же врачи сняли воняющий больницей белокаменный носок, Тимофей сразу рванулся к своему боевому товарищу. К сожалению, снова не повезло. Во время триумфального проката по истрескавшемуся асфальту возле дома Марьяшка выскочила, как из-под земли, так резко, что пришлось сворачивать в ближайший тополь. В результате лопнула велосипедная цепь, а также были потеряны колесо и немного мальчишеского самолюбия из-за красивых девчонок, рассмеявшихся над трагикомичной сценкой из жизни.