Линия Судьбы или три дня у моря.

Линия Судьбы или три дня у моря.

               ЛИНИЯ СУДЬБЫ

                         или

               Три Дня у Моря

Щемяще-нежный мотив. Старинная полузабытая мелодия. Розовый сентиментальный дым. Полупрозрачная вуаль на прекрасном лике Незнакомки. Кто вспоминает, мечтает и даже тоскует об этом в наше сжатое, пульсирующее, бьющееся в лихорадочном ритме время? Кто говорит об этом иначе, чем с ироничным, неприлично презрительным смешком?  Нет и нет! – говорят всему сентиментальному, записывая в этот разряд подчас и саму любовь.

Не удивительно.

Сильные люди с крепкими челюстями нынче в цене. Посмотрите, они снуют повсюду вокруг нас, энергично работая локтями. Локти у них, кстати, тоже довольно развиты. А как же иначе?  Иначе никак.

Жесткая дифференциация в соответствии с бойцовскими качествами сохраняется во всем, что касается характеров и судеб. Кому живется лучше, тем, с острыми зубами и железными локтями, или другим, которых оттесняют к обочинам  их более напористые соплеменники? Трудно сказать, кстати. Все зависит от точки зрения. Но судите сами, вот вам одна из невыдуманных историй.

• День первый.

Никто ведь чаще всего не знает, когда и с кем он встретится – завтра или через год. Вы понимаете, какую встречу я имею в виду? Ту самую, главную. Беда в том, что в ожидании можно прожить всю жизнь, а встреча так и не произойдет. Подчас ожидание полностью бессознательное, выражающееся в неясном томлении, а то и в отвращении к окружающему.  Просто каждый знает: это происходит со всеми, значит, – должно случиться и с ним. В этом – и в этом тоже, – его предназначение, с этой мыслью в душе, как основой мироощущения, человек живет. Впрочем, когда нас постигает несчастье разлуки, мы тоже не всегда и не сразу прозреваем. Но так уж получается, что встречи и расставания всегда держатся рядом и одно следует за другим. Они прохаживаются по нашим судьбам, взявшись за руки, делясь впечатлениями. И строят планы.

Один парень по имени Глеб, молодой еще человек, но уже дослужившийся до чина старшего лейтенанта – и успевший даже отяготиться этим почетным званием,  – блаженно жмурился, глядя на сверкавшее нестерпимо в лучах послеполуденного солнца море. День, похоже, удался, праздник оказался праздником, и хандра, терзавшая его последние месяцы, утихла, испарилась, не устояв перед мощью и магией августовских лучей светила. Две недели назад его невеста, выйдя замуж за совершенно неизвестного ему субъекта, перестала быть невестой, и не только его – вообще. Разрыв между ними случился гораздо раньше, и все же до последнего времени надежда подспудно поддерживала его на плаву. Но с того момента, как была поставлена последняя точка после двух быстрых росчерков на стандартных бланках в ЗАГС, узаконившая его одиночество, потерянность и никчемность, обида и презрение не давали ему дышать. Много было передумано им и решено для себя после этого, но легче ему не становилось, гнет с души так и не был снят. А ведь это страшней и опасней всего, когда на сердце громоздятся обиды, как бы безадресные, взявшиеся словно ниоткуда, перекрасившиеся под общемировые. Не на конкретного виновника и даже не на себя, а вообще, в общем, куда не глянешь – все плохо. А еще это презрение. Вот уж что совсем невозможно комментировать. Какое, что, к кому… Впрочем, иногда он успокаивал себе тем, что, мол, не было у него еще достаточно времени, чтобы приспособиться, как-то привыкнуть к бедам. Ведь, как ни крути, а прошло действительно всего две недели. Обманывал себя, ясно. И двух месяцев, и года не хватит, чтобы забыть, если не произойдет чего-нибудь выдающегося. Тем более, если вовсе ничего не произойдет.

Встречается иногда такое горе, в котором никто не может помочь. До поры, до времени, как говорится. Глеб не знал, сколько времени ему ждать еще, когда она наступит, пора его освобождения. Поэтому делал единственно возможное – ждал.

В данный момент он лежал на песке животом вниз  и сквозь полуопущенные ресницы рассматривал пляжную толпу, ту ее часть, что находилась непосредственно перед ним. Интересно, однако, что бы он стал делать, если бы почувствовал, что его пора наступает? Вскочил бы, стал выглядывать? Бросился бы навстречу? Или стушевался, растерялся бы от вечной внезапности давно ожидаемого? А, может быть, ни то, ни другое, а что-то третье? Не будем гадать, но отметим, что сам он в тот момент считал себя настроенным на жизнь весьма серьезно. Несмотря на то, что блаженно жмурился.

Солнце едва перебралось через перевал полдня. Синие льды небес плавились и истекали на разомлевшую и раскинувшуюся, точно женщина на брачном ложе, землю фиолетовым зноем. Глеб безмятежно впитывал телом живое тепло белого морского песка, справедливо полагая, что давно ему не было так хорошо. Сквозь пух и тростинки ресниц помимо воли виделись ему быстро  двигавшиеся в фиолетово-голубой дымке темные пятна. Несколько минут назад он тоже играл в футбол и носился за мячом вместе с остальными, но неистовый фонтан его энергии вдруг иссяк, словно где-то перекрыли краник, ему захотелось покоя, и он тут же его обрел. Запал борьбы, как часто бывало с ним в последнее время, сменился умиротворенностью и желанием отстраниться, и в ближайшее время ничто не смогло бы поставить его на ноги, тем более – приказать бежать.

Он отдыхал.

День Авиации, праздник. Второе воскресенье августа. Как удачно сложилось – праздник, лето, море, свобода. Конечно, все относительно, но не стоит слишком об этом задумываться. Пусть душа наслаждается чувством сиюминутной независимости, пусть кружение духа освежит и очистит от мусорных мыслей уставший от напора жизненных обстоятельств его разум.