После успеха над Итальянским корпусом британцы расслабились, не ведая, что в Ливии вот уже месяц собираются немецкие части – к концу марта 1941 года превратившиеся в DAK.
– В Триполи замечено какое-то движение, сэр.
– Какое там может быть движение? После разгрома в январе.
– Танки, например. И их очень много.
– Быть того не может!
– Взгляните сами.
Лицо английского генерала вытягивалось всё сильнее и сильнее по мере того, как он внимательно рассматривал силуэты. Тем не менее, он не почувствовал подвоха и не понял, что это не более чем макеты, специально сконструированные – замаскированные под танки бронеавтомобили; хитрость, подстроенная Эрвином Роммелем, лисом пустыни.
– Однако они не нападают.
– Может, выжидают?
– Бред, – отмахнулся командующий, – ну, что они могут нам противопоставить?
Эти свои слова генерал с горечью вспомнил тогда, когда через пять дней его армия подверглась мощному контрнаступлению подоспевшими силами немцев, а сам он и ещё один генерал бездарно попали в плен.
Эль-Агейла, Бенгази, Бардия, Соллум – по всем ним прокатилась немецкая военная машина, немецкий стальной конь как реванш за капитуляцию итальянцев. Англичане отступали столь поспешно, столь стремительно, что немцы даже не успевали их догонять. Вот только Тобрук оказал ожесточённое сопротивление; он был осажен, но не взят. А уже в ноябре отступать пришлось самим немцам.
***
Декабрь 1941 года.
– Проклятье! – Раздражённо бросил один из офицеров. – Это же Матильда! «Matilda Mk.II»; её не пробьют наши сильнейшие танки даже в борт...
Роммель ответил не сразу – и несколько секунд молчания командира показались его сослуживцам годами. На его красивом, не стареющем, благородном лице не дрогнуло ни единого мускула – нет, он даже не нахмурился.
– Разворачивай, – спокойно скомандовал он, кивая на одно из 88-миллиметровых зенитных орудий. – Прямой наводкой; ты знаешь, что делать.
То, что задумал Роммель, было дерзко, неслыханно, немыслимо: горизонтально установить пушку, специально предназначенную для уничтожения вражеской авиации – будь то истребители или бомбардировщики – и стрелять ей по сухопутным бронированным целям. Как до такого не додумались итальянцы? Меньше понесли бы потерь. Но в этом и заключался блестящий гений пустынного лиса: этот и тактик, и стратег был до крайности хитёр, и идея с зениткой была не единственной среди его многочисленных сюрпризов.
– Acht-acht, feuer! – Таков был крик, и опущена рука, и жест сей означал побуждение к исполнению.
Вся батарея 8,8 cm FlaK ухнула в сторону приближающихся вражеских танков. Все застыли.
Грохот раздался такой, словно...
Роммель, наблюдая в бинокль, про себя довольно скрестил пальцы обеих рук – его уникальный замысел удался, и вот: один, второй, третий силуэт остановился, мгновенно загоревшись! Кто ужален в лоб, а кто – с вывороченным боком...
Радоваться было чему: на поле боя встали не «Валентайны», не «Стюарты», не «Гранты», не «Ли», не «Крестоносцы», и не «Матильды» первой сборки – горела, и не одна, чётко намеченная цель, гроза полей «Матильда-2»; тихоходная, покрытая плотным панцирем брони. Но теперь британцам хвалиться было уже нечем – стальные плиты оказались уязвимы, бессильно против такого крупного калибра, какой имела зенитная артиллерия славного, бессмертного Вермахта!
***
– Тобрук – слишком укреплённая крепость; боюсь, она нам не по зубам. – Вымолвил один из офицеров, пронзая своим взором каждую пядь карты. – Опять-таки, англичане додумались преградить любые возможные пути обширными минными полями. Невозможно, просто невозможно.
– Откуда такой пессимизм? – Возразил на это другой. – Может быть, и в этот раз удача не отвернётся от нас.
На это Роммель лишь улыбнулся – слегка, уголком рта.
– У меня есть верный друг и помощник, с которым мы познакомились ещё в 1940-ом, в кампании против Франции. Гудериан поручился за меня (и вот я здесь), а я поручился за него.
– За кого? – Не поняли в штабном бункере, удивлённо мигая.
– Рудель. Первоклассный воздушный ас; странно, что вы о нём ничего не слышали. Он уже совершил столько боевых вылетов... И не подвёл ни разу. И на Западном, и на Восточном фронте его боятся, как огня; это он повредил линкоры «Марат» и «Уорспайт». Думаю, он справится и здесь.
Внезапно распахнулась дверь, и на пороге – тот самый Ханс-Ульрих, о котором мгновением ранее упомянул Роммель.
– Поразительная немецкая пунктуальность! – Воскликнул весь офицерский состав. – Браво.
Харизматичный, энергичный, с добрыми, преданными глазами и приятным, бархатным голосом, Рудель сразу же понравился кабинету Роммеля. Вот только ни поговорить, ни поесть они все толком так и не смогли – доложили, что из самой ставки прибыло несколько человек. Все они были вооружены до зубов; мрачные, злые, агрессивные, в строгой чёрной форме и чёрных же рубашках. Некоторые были в тёмно-коричневых рубашках; нарукавные нашивки кителей имели грозные символы «SS», а фуражки вместо привычного адлера содержали черепа со скрещёнными костями.