Лисье убежище

Лисье убежище

— Василиса Пантелеевна, это вас.

Леля отошла, уступая место у зеркала госпоже. Вася неприязненно скривилась. Голос, раздававшийся по ту сторону магической материи, она слышала чаще, чем своих родителей.

— Доброго здравия, дедушка, — постаралась улыбнуться Громова, надевая выражение как можно более искреннего довольства. — Какими судьбами?

— Когда ты собираешься вернуться домой?

«Как обычно. Ни привета, ни ответа», — насмешливо подумала Вася, но вслух сказала:

— Я уже говорила, дедушка. У меня свой путь. И в поместье я не вернусь.

Зеркало, покрывшись лёгкой рябью, отразило искажённое гневом мужское лицо. Ратибор крепко сжал массивные челюсти, отчего сквозь обожжённую солнцем кожу ещё больше выступили очертания его нескладного черепа, и с желчью выплюнул:

— Ты втоптала в грязь всё, что наш род вложил в тебя! И всё ради этого пустоголового неведа! Василиса, это абсолютное безрассудство!

— Я не просила выбирать меня наследницей, — приторно ответила Громова, сдерживая нарастающий гнев. — Да и братец с радостью готов занять это место, если потребуется. Поэтому не утруждайте себя лишними разговорами. Вашему Превосходительству негоже с плебеями якшаться.

Завершив сеанс связи лёгким мановением руки, Вася со вздохом занавесила зеркало покрывалом. Стоило предупредить Лелю, чтобы больше не поддерживала канал с их родовым гнездом. Ещё один разговор с дедом – и общение с семьёй окончательно сойдёт на нет.

— Мне жаль.

Молодой мужчина, застывший у дверного косяка, с видимым напряжением скрестил руки на груди. Громова качнула головой.

— Перестань. Это был мой выбор. И я бы сделала его в любом случае. Но… почему ты здесь? — Василиса тревожно нахмурилась. — Я ведь просила Лелю никого сюда не впускать.

— Только не ругайся, — мягко улыбнулся Александр и, подойдя ближе, уткнулся носом в копну рыжих волос. — Она предупредила, что у тебя важный разговор, но я не смог удержаться. Твоя семья…

— Плевать, — выдохнула Громова. — Я устала быть пленницей фамилии. Жизнь с тобой намного лучше этого глупого спектакля.

Тонкие бледные руки сцепились в кольцо вокруг его талии. Каждый раз находясь так близко к Корнилову, Василиса чувствовала невероятное умиротворение, будто оказывалась в другом мире – там, где им ничего не могло помешать быть вместе. Аромат морозного воздуха, пропитавший ворот Сашиной рубашки, осел в лёгких приятной свежестью.

— Я устала от городской суеты, — вдруг пробормотала Громова, пряча лицо в ямке между его ключицами. — Как было бы здорово уехать куда-нибудь подальше отсюда…

— Я уже присмотрел отличное место возле одной деревеньки. — Александр с нежностью провёл ладонью по хрупкой женской спине, прикрытой хлопком простого голубого платья. — Как только поженимся, переедем туда и начнём жить заново. Обещаю.

— Теперь не отвертишься. Память у меня хорошая.

Рассмеявшись, пара направилась в столовую, где распереживавшаяся Леля уже активно накрывала на стол. В воздухе повис аромат свежеиспечённых пирогов и щей, а на тарелках с дорогой золотистой росписью дымились только что приготовленные голубцы. Плюхнувшись на деревянный стул, Вася со счастливой улыбкой потянулась за выпечкой.

— И всё же нет ничего лучше еды, созданной своими руками, — невнятно пробормотала она, откусывая от пирожка. — Магией такую не приготовишь.

Леля, густо покраснев, что-то залепетала, очевидно, рассыпаясь в благодарностях и неуместных извинениях. Рядом довольно захохотал Александр.

— Всё ещё не могу привыкнуть, как легко ты об этом говоришь.

— Не переживай. Пройдёт немного времени – и колдовство станет для тебя обычной рутиной, — весело отметила Громова, облизав пальцы.

Чистокровная дворянка и сын простых мещан – их и без магии мало что связывало по жизни. Но вот уже почти год они ютились в снятой Корниловым небольшой квартирке на проспекте Ломоносова и мечтали о свадьбе, чтобы навсегда соединить свои непростые судьбы.

Василисе только стукнуло двадцать, когда жизнь, до того рутинная и невыносимо однообразная, вдруг сошла с выложенных семьёй рельс. Летом 1924-го она привычно гостила у отцовых родителей, с усердным прилежанием доводя строгую бабушку до состояния, близкого к крайней степени истерии. Бажена Весемировна, да простят её все высокородные предки, кляла внучку на чём свет стоит, пока молодая, но уже в меру отпетая колдунья лёгкой рысью носилась по ближайшей чаще. Будущая наследница рода никогда не желала свалившейся на плечи ответственности. И никогда не забывала всем видом это показывать.

— Избалованная девка, — шипела бабушка каждый раз, когда Вася снова сбегала через окно своей спальни. — Это всё Мстислава, говорю тебе! Треклятая, совсем не блюдёт за своим дитятей! Всё на нас свесила!

— Полно тебе. — Ратибор, хмуря брови, закуривал любимые сигары. — Израстётся ещё. Чудней было б, останься она тихой и послушной. Таких отродясь среди Громовых не водилось.

А Василиса была самой настоящей Громовой. Дерзкая, свободолюбивая и невероятно талантливая – она стала для рода обещанием будущих славы и величия. Но надежды, возлагаемые на старшую дочь Пантелея, с самого начала были абсолютно тщетны. И в один день треснули, словно тонкая корка весеннего льда.