Лишняя

"Только не плачь!"

Сколько себя помню, я всегда играла одна. Но начала понимать, что я не такая, как все, лишь поступив в первый класс. До этого времени мне было неинтересно, почему я каждый месяц лежу в больнице с мамой, почему мама не пускает меня бегать во дворе с другими детьми и почему никогда не покупает мне красивые лаковые туфельки, а только грубые белые странноватые ботинки. Я всего этого не понимала и поэтому - не обижалась.

Первые по-настоящему горькие слезы застали меня тогда же, в первый день учебы. Я пришла домой, тихонечко прошла мимо кухни в свою комнату и, зажав рот руками, разревелась. Я давилась собственными слезами, пытаясь не всхлипывать, чтобы мама не услышала.

Но материнское сердце, как правило, не обманешь.

- Родная! Идем обедать! - позвала мама и, войдя в комнату, ахнула: - Ты чего ревешь?!

Так долго сдерживаемые всхлипы вырвались из моей груди. Я, захлебываясь слезами, простонала:
- Мама! Почему...?
- Боже, я знала, - вздохнула мама и притянула меня к себе, - Не плачь, мое солнышко...
- Мама, они же... дразнятся, - всхлипнула я, - все они...мальчики кричали "кривоногая!", а...а девочки...смеялись!

С этими словами я разревелась пуще прежнего. Мама тряхнула меня за плечи и сказала строгим голосом, не терпящим возражения:
- Настя, не плачь, слышишь?! Не обращай на них внимания. Ты ни в чем не виновата. Ты болеешь, солнышко, но это не значит, что ты хуже всех.
- Я не хочу болеееееть! - плакала я.
- И не будешь. Мы тебя обязательно вылечим.- мама подолом своего платья утирала с моих щек соленые капельки. - А пока ты должна быть сильной.
- Сильной? - я с сомнением посмотрела на маму, - Бить их, что ли? Но их много...целый класс!
- Нет, Настюш, - невольно улыбнулась мама. - Не бить. Терпеть, и ни в коем случае - слышишь?! - ни в коем случае при них не плакать!

Я всхлипнула и покорно кивнула головой. Мое боевое крещение состоялось.С тех пор я и вправду больше не плакала.

Первые четыре класса начальной школы были для меня, мягко говоря, адом. Недаром говорят: самые жестокие - это дураки и дети. Меня травили, обижали, толкали, даже били. Дети ведь не прощают тем, кто хоть как-то от них отличается, пусть даже не по своей воле. А я еще как отличалась - я косолапила, мои ступни были чудовищно деформированы, а сами ножки были очень худенькими, и походка - смешной, подпрыгивающей.

Но все же я больше не плакала. Твердо держала обещание, данное маме. Лишь изредка, когда становилось совсем невыносимо, когда прохожие на улице удивленно округляли глаза и долго смотрели мне вслед, показывая пальцем - лишь тогда я еле сглатывала рвущиеся наружу слезы и сильнее сжимала кулаки, проклиная про себя все.