Листья осенние

Побег

Человеческая жизнь тянется слишком долго для одной любви. Просто слишком долго. Любовь чудесна. Но кому-то из двух всегда становится скучно. А другой остается ни с чем. Застынет и чего-то ждет... Ждет, как безумный…
Говорят, труднее всего прожить первые семьдесят лет. А дальше дело пойдет на лад.

Ремарк

Три месяца жары могут свести кого хочешь с ума. Деревянные ставни были прикрыты и в комнате царил полумрак. Солнечные лучи мягко высвечивали росписи по высокому потолку.
Рисунки не утомляли, и особо не притягивали взгляд, но просто радовали - лёгкие фигурки лесных фей с пастушками.
Как будто с самого утра затевалось волшебство и лепился акварельный день.
Жизнь продолжалась и была прекрасной и без тебя. Я почти что ликовал, если бы не грусть от воспоминаний. Вот с ними боролся всерьёз - желая вымести всё без остатка.
Заложив руки за голову и вытянув длинные ноги в одиночестве на широком ложе любви викторианских времён, лениво отслеживал поток своих утренних мыслей.
Суббота, можно понежиться и не спешить.

В Италии всё до мелочей должно быть особенным, а ещё лучше сродни прекрасному. Итальянцы помешаны на красоте, гордятся своим вкусом и культурой, наполняя ей жизненное пространство. Плитка на полу задает гармонию и ритм антуража. По ней возможно ходить только в удобной и дорогой обуви, или босиком. На картинах отдыхает глаз, уводя мысли в приятные хозяину пенаты. Простой и дорогой уют вещей. Старинная кухня с модерной плитой - это вне всяких обсуждений.

Гостеприимство моих друзей зашкаливало. Мы облазили развалины всех кастелло в близлежащих горах, выслушав печальные саги семей, уходящих корнями в такие глубины, что это никак не укладывалось в моей голове. Пробовали итальянские вина и блюда в тени террас, увитых виноградной лозой, под песню горной реки и приятно обдувающего мокрую кожу ветерка. Хотелось безумств среди пахучих трав в спасительной прохладе деревьев.

Время замирало, обволакивало нереальностью окружающей природы, запахов, звуков, мелодичностью речи с постоянными всплесками важных для рассказчика слов.

Я уже был знаком со всеми бабушками, бывшими в живых, или посетил могилы, где были только светлые плиты, таблички и цветы. Зелёные и коричневые в узорах ящерицы, скользившие и замиравшие на камнях, хранили их покой.
Выслушал все тайные истории, проникся теплотой воспоминаний домашнего очага.

Знал любимые с детства лакомства моих друзей, наслаждался зернистыми кусочками пармезана, макая их в густой, почти черный, как дёготь, двадцатилетний бальзамико, принесённый из подвала для дорогих гостей. Холодные домашние светлые вина разводились днём водой, прекрасно утоляли жажду.

Слушал рассказы о фресках местных церквей, о которых мог рассказать с гордостью каждый встречный, восхищался красками, росписями, именами знаменитостей, склонял голову перед местными святыми патронами.

Но сегодня я захотел побыть один. И наконец разрешил подумать себе о том, что ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил.

Может это самое лучшее,
что с нами могло случиться?
Как в том ужасном случае -
туфли жмут, не хотят прижиться.