Логово

1

Катарсис – нравственное очищение, оздоровление в результате душевного потрясения.

Наверное, в жизни каждого человека рано или поздно происходит такое событие, которые в корне меняет интересы, а значит, даёт свежую почву для жизни.

Кто не имеет почвы, тот не живет, а просто существует.

Именно интерес определяет то, кто ты есть.

Но всё меняется: однажды просыпаешься и смотришь на жизнь с другой стороны. А может, случай играет роковую роль, и та опера, которой так недавно кормил свой мозг, становится пустой, даже отвратительной. И начинаешь делать что-то новое, например, выращивать орхидеи. Ну, это у кого как.

Лично у меня в жизни имел место такой случай, который поменял всё. Может, я не совсем верно подобрал слово – Катарсис, но то, что со мной произошло, в какой-то степени оздоровило мою нравственность.

Я расскажу об этом. Но хочу сразу предупредить – история не из приятных. Даже больше скажу: скорее всего, она покажется мерзкой, не этичной, и даже не толерантной по отношению к нашим географическим соседям. И добавлю с апломбом: эта история ужасна. Причем «ужас», понятие, с которым ассоциируется моё происшествие, был в полной мере этого слова.

Ах да, ещё одно. Мне плевать, если кто-то не поверит. Я записывал всё это не для того, чтобы кого-то удивить. Мне лишь хотелось освободить свою душу от гнёта, выложить пережитое мною в эту повесть, и пусть лучше повесть гниет, а душа моя родится заново.

Так вот. Жил я круто. По крайней мере, так мне казалось. Как говорится в старых книжках: был кутилой, прожигателем жизни. Больше всего меня волновали вечеринки, шлюшки, компьютерные игры, потасовки. Причём, я понимал, что ни к чему хорошему всё это не приведёт, но почему-то отказывался от правильных мыслей. А печальнее всего, что эти самые мысли, словно парус, отдалялись в океане виски и джин-тоника, и лишь изредка мелькали где-то там, за горизонтом. А между тем время тикало, и год за годом я тонул в алчности и безрассудстве.

Что может быть в голове у человека, который на дне семи смертных грехов? Конечно же, заблуждение о том, что он на высоте, красиво сплавляется по каскаду куражей, разврата, пафоса, гонора и тщеславия. Но ведь на самом-то деле, нет никакого каскада, всё это иллюзия.

Утратив чувство времени, я как щепка в канаве, плыл от выходных до выходных, которые в памяти почти не записывались, потому что были залиты спиртным по самые края. А будни тянулись сталактитами, и я их скрашивал вредными фильмами, нервными видеоиграми и нецензурной музыкой. Я был зависим от компании себе подобных. Я стремился к низким и заносчивым людям, подражал им, как ребенок героям Marvel. Но настал день, и всё в корне поменялось. Тот день был ужасен.

Под зимний вечер, с хорошим настроением на пару я возвращался домой от компании друзей. Два литра пива позволили мне идти пешком, несмотря на холод, хотя я никогда не любил прогулки. Путь был не близкий, и я решил срезать расстояние и пройти через стройку. Строился торговый центр, да настолько длинный, что некоторые места, поднятые на три или четыре этажа от фундамента, больше напоминали Великую китайскую стену, замороженную на зимний сезон. Пройдя в единственную брешь в ограждении, я попал на истоптанную дорожку, ведущую через постройку. Я и раньше там проходил, маршрут был прост. Но в этот раз, толи пиво надо мной посмеялось, толи я сам что-то попутал на ровном месте, только, поднявшись по лестнице на площадку, я не обнаружил спуска на другой стороне. Глубокие сугробы ждали меня внизу. Тогда я пошёл вдоль площадки, через будущие торговые отделы, в надежде найти спуск. Перешагивая через кучу каких-то материалов и металлических изделий по пути, я и близко не мог догадываться, что ждёт меня в следующую минуту. Я наступил на фанеру, засыпанную снегом, которая не выдержала мой вес и сломалась. Не успел я и вскрикнуть, как провалился в подвальное помещение через широкое отверстие. Достигнув точки приземления, я почувствовал, как с хрустом ломаются доски подо мной. Первой мыслью было: не хруст ли это моих переломанных костей. Следом до меня дошла боль от трехметрового падения. Ушибы, будто потоки лавы, хлынули в мозг, затуманив его и практически отключив.

Несколько секунд длилась агония, но вскоре чувство зрения одержало верх, и я заметил то, что сперва показалось странным, а потом повергло меня в неописуемый ужас. Когда я пришёл в себя, то увидел, что нахожусь в тускло-освещенной комнате, и ощущение какой-то тревоги закралось в душу. Присутствие чего-то недоброго, точно удары по щекам, привело меня в чувства. И я сразу понял, что свалился в чьи-то покои, нарушив ход некоего злодеяния, таинственной мерзости и хаоса. Хотя, с виду всё напоминало подсобное помещение строителей, которые занимались внутренней отделкой. Может быть, отчасти так оно и было, потому что в самом центре я увидел кучку гастарбайтеров, сидевших на полу полукругом. Они поголовно уставились на меня, но ни один из них не удосужился подойти и предложить помощь. А их взгляды, впервые в жизни, дали мне почувствовать, что такое настоящий страх. Такой злости в глазах, я ещё не видел ни у одного человека. Ни один зверь, на цепи или в клетке, не смотрел на меня с такой лютой ненавистью, как эти множество чёрных глаз, под чёрными бровями, на смуглой коже.

Горстка рабочих представляла собой только часть шокирующей картины. Увидев же всё целиком, я почувствовал, как кровь застывает в жилах. Ледяной червь заточил меня изнутри, сковывая конечности и перекрывая кислород. Рядом с рабочими лежал человек, полностью голый, а руки его были отрезаны по самые ключицы. Мощный выброс адреналина произвёл мой организм, словно увидеть это, было не под силу его восприятию. Человек ещё дышал, но обрубки его конечностей, источая кровь, отсчитывали ему последние секунды. Он посмотрел на меня таким умоляющим взглядом, как на последнюю надежду. В глазах его я прочёл всю боль и страдания, перенесённые им до моего появления. Но не человек меня заботил в этот момент, ведь теперь я знал точно, что попал в очень недоброе местечко. И первое, что пришло на ум – это как бы не оказаться рядом с этим бедолагой, судьба которого уже предрешена. Тут-то я впервые почувствовал, как дорога мне моя жизнь, и более того, как дороги руки и ноги, которые были ещё при мне.