Лондонский туман

Лондонский туман

Капитану Леону дю Валлону никогда не нравилась Англия.

Первое его путешествие в эту туманную и сырую страну вполне могло стать последним – не только последним путешествием в Англию, но и последним путешествием в жизни Леона, потому что опасность угрожала ему бесчисленное множество раз. Тем не менее он преодолел все препятствия – монахов, детей мушкетёров, пожар в гостинице, немых подручных де Круаль, неспокойную морскую гладь – преодолел всё, чтобы выполнить свой долг и вернуть сокровища Франции на родину. Впоследствии Леон надеялся, что ему никогда больше не придётся ступать на берега туманного Альбиона, но Фортуна в очередной раз посмеялась над ним, и уже меньше, чем через год после завершения истории с похищением сокровищ бывший капитан королевских гвардейцев, а ныне капитан королевских мушкетёров снова переплывал Ла-Манш, с тоской глядя вдаль и думая о Париже, в котором наверняка зацвели каштаны и приветливо светит яркое солнце.

Его величество Людовик XIV перенёс немало потрясшее его возвращение детей мушкетёров из Англии, а их отцов – с того света с поистине королевским достоинством и, решив, что людей, переживших столь необычайное приключение, лучше иметь в друзьях, чем во врагах, с тех пор покровительствовал Анри, Жаклин, Раулю, Анжелике и Леону и не раз отправлял их на секретные задания. Вот и в этот раз капитану было поручено проследить за одним господином знатного происхождения и безупречной репутации, который подозрительно часто перемещался между Англией и Францией. Людовик и приближённые к нему особы подозревали, что репутация эта была безупречной лишь на первый взгляд, а господин имел самое непосредственное отношение к сетке шпионажа, плотно оплетавшей Лувр.

Леон и сам не понимал, когда он успел так сильно привязаться к остальным детям мушкетёров, но сейчас его, к его огромному удивлению, терзала тоска по блестящему остроумному Анри с его белозубыми улыбками и мелодичным голосом, дерзкой и вспыльчивой Жаклин, рука которой то и дело тянулась к эфесу шпаги, меланхоличному Раулю, вечно погружённому в свои раздумья, но всегда собранному и рассудительному, и, конечно же, Анжелике, своей сестре, ясной и солнечной, милосердной доброй душе! С ними он не чувствовал бы себя так одиноко среди серых лондонских улочек, которые казались до тошноты одинаковыми. Но увы, Жаклин была обязана находиться возле королевы-матери – Анна Австрийская в последнее время стала очень мнительной, ей везде виделись заговоры и мерещились шпионы, поэтому присутствие рядом кого-то верного было необходимо. Анри д’Эрбле отправился навестить свою мать – после того, как вскрылась правда о происхождении сына Арамиса, и слухи поползли по всему Парижу, отношения между герцогом и герцогиней де Лонгвиль окончательно разладились, и Анри оставался единственным утешением матери.

Рауля вновь стала тревожить рана, полученная в схватке с монахами, и лекарь прописал ему строгий покой. Разумеется, сын Атоса пренебрёг бы своим здоровьем ради дружбы и Франции, но никто из друзей не позволил бы ему идти на подобные жертвы. Что касается Анжелики, то она была наименее подходящим человеком для слежки за возможным шпионом, к тому же сейчас занималась восстановлением замка, в гневе сожжённого Портосом. И так уж вышло, что Леон остался один – один, как раньше, когда он преследовал детей мушкетёров, один, как был один всю свою жизнь, и глухая тоска мучила его, не отступая ни на день.

И всё-таки слежка принесла свои плоды. За полтора месяца, проведённые в Англии и показавшиеся ему долгим тягостным сном, Леон увидел людей, с которыми встречался предполагаемый шпион, выяснил их имена и род занятий, кое с кем переговорил и в конце концов составил для себя почти полную картину происходящего. Человек, за которым он следил, и в самом деле действовал в интересах Англии, прикрывая свои действия визитами якобы к больной жене, хотя на самом деле супруги давно уже не жили вместе, и их чувства друг к другу были холоднее дождливых лондонских ночей.

Леон много узнал, разговаривая со слугами (чаще – со служанками), трактирщиками, кучерами, нищими и прочими людьми, на которых знать чаще всего глядит свысока или не глядит вовсе – а зря. Из всего услышанного и увиденного он сделал вывод, что господина с якобы безупречной репутацией необходимо арестовать в ближайшее время, пока он не почуял неладное и не скрылся. У Леона не раз возникало ощущение, что за ним самим следят: то вдаль поспешно уходила какая-то тёмная фигура, то за поворотом мелькал край чьего-то плаща, а порой нищий или бродяга чересчур пристально всматривался в лицо капитана, прежде чем удалиться шаркающей походкой. Словом, Леон всем телом чувствовал приближение опасности и был уверен, что шпион заметил слежку, а это означало, что нужно как можно быстрее убираться из Англии, докладывать о проделанной работе его величеству и просить подкрепление.

Эта ночь была последней, которую Леон должен был провести в Лондоне – уже на следующее утро он отправлялся в порт. Собственно, была даже не ночь – над городом сгустились сумерки, воздух стал сырым и влажным, всё вокруг потонуло в тумане, и из-за этого казалось, что время уже очень позднее, хотя на самом деле был ещё вечер. Белёсый туман словно пропитывал всё вокруг, на расстоянии нескольких десятков шагов ничего не было видно, и из нависшей над Лондоном дымки мог появиться кто угодно – от случайного прохожего до ночного грабителя или мифической твари, тянущей свои щупальца к людям.

Леон встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, и зашагал быстрее, направляясь к гостинице. Ощущение, что за ним следят, никуда не исчезло, напротив, оно стало острее, и сын Портоса незаметно опустил руку на эфес шпаги, внимательно оглядываясь по сторонам. Он толком не спал уже несколько суток, приходя в гостиницу то рано утром, то поздно вечером и проваливаясь в сон на пару-тройку часов. От этого голова слегка кружилась – от этого да ещё от голода, потому что времени нормально поесть у Леона тоже не было. Очертания людей и предметов стали размытыми, и в какой-то миг капитану показалось, что он засыпает прямо на улице. Впрочем, вечерний холод быстро освежил его, заставив вскинуть голову и плотнее запахнуть плащ.