Ловушка для Сверхновой

Глава 4. Идеология сверхчеловека

Артур Никитин

Нет, перед глазами не промелькнула вся жизнь со второй космической скоростью. Просто потемнело в глазах, поплыли разноцветные круги, острая боль пронизала левую сторону груди, левая рука онемела, и я опустился на корточки. И тут окна задребезжали от звуков, схожих с лошадиным ржаньем. Грушевский, согнувшись в три погибели, бил себя ладонями по коленям, и откровенно хохотал, вытирал слезы с глаз.  

— Ты что, Артур, это же игрушка!

Идиотская мальчишеская выходка. Розыгрыш. Грушевский, несмотря на немолодой возраст, умел зло подшучивать над коллегами, друзьями, за что его недолюбливали. Но я, пережив весь ужас этого дня, его шутку оценить никак не мог. Шатаясь, доплёлся до стены, привалился. Тяжело дыша, пытался справиться с болью, которая жгла сердце.

Робот уже убрался в свою нишу, панель медленно закрылась. 

— Что случилось? — Грушевский мгновенно стал серьёзным, даже скорее испуганным, оказался рядом. — Извини, Артур, не думал, что на тебя это произведёт такой впечатление. Это робот из фильма.

Дрожащими руками я вытащил из кармана пиджака медицинский пистолет, сделал укол в шею, и закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Боль начала затихать, острые иглы, коловшие сердце, словно истончились, затупились и растаяли, оставив лишь едва заметное онемение.

— Какого фильма? — поинтересовался я сухо. — Валентин, твои шутки могут нам дорого обойтись. Если Лига узнает об этом, нам вкатят офигенный штраф. Моргунов будет в ярости. «Вы опознаны, как человек»,  — повторил я слова робота. — Ты представляешь, какое это оскорбление?

— Да уж, с них станется, — хмуро, или скорее зло прошипел Грушевский. — Эту штуку из старого фильма двадцатого века я недавно приобрёл. На аукционе. «Робокоп» — робот-полицейский. Ты же знаешь, я такие вещи коллекционирую. Вот решил здесь поставить. Извини, Артур, не думал…

— Все в порядке, — я набрал побольше воздуха в лёгкие, выдохнул, сердце совсем отпустило, боль ушла, наноботы сделали своё дело. 

— Ты идти-то сможешь? — Грушевский выглядел теперь, как нашкодивший мальчишка, растерянный взгляд, бледный, взлохмаченный. Он не знал,  куда девать свои большие руки с едва заметными артритными утолщениями на суставах. То прятал их в карман пиджака, то вытаскивал и дёргал себя за подбородок.

— Смогу идти, — мне стало стыдно, что едва не обмочился из-за глупой шутки. — Пошли в цех.

В конце коридора, прямо за панелью, где находился робот, так напугавший меня, открылась незаметная дверь, пропуская в прямой, длинный, тускло освещённый коридор. Что производило странное, даже страшное впечатление. Стены, словно из единого куска гранита — темно-серые прожилки с крапинками. А конец коридора терялся где-то в глубине клубящейся тьмы.

— Стоп, — Грушевский, ухватив меня за край пиджака, приостановил. — Идти надо медленно.

— Почему? — не понял я.

— Теперь в стены встроены сканеры, тепловые датчики. Проверяют, кто идёт. На каждом шагу проверяют. Это тебе не отпечатки пальцев или сетчатки. Если система тебя не опознает на каком-то шаге, лазерная пушка изрежет на кусочки.

— А как рабочие будут туда-сюда ходить?  — поинтересовался я. 

— А рабочие здесь ходить не будут. Никогда.

В голосе Грушевского я услышал зловещее какое-то на удивление человеконенавистническое торжество. И поёжился. После многочисленных диверсий во всех цехах были введена новая система безопасности. Но я не думал, что до такой степени.

С опаской я вступил внутрь и медленно, стараясь ступать осторожно, пошёл к концу. На каждому шагу едва заметно вспыхивали свет, выхватывая из тьмы очередной квадрат стены, такой же серый, унылый и не отличимый от другого. Наконец, мы достигли цели нашего путешествия.

Красноватый аварийный свет залил огромное помещение неясным пугающим светом, остро напомнив старые фильмы о войне, когда люди прятались в бомбоубежищах. Яркий свет в цехах не был теперь нужен — роботизированные системы могли работать в полной темноте. Это экономия и защита от любых проникновений извне. Хотя я не представлял, каким гениальным хакером надо быть, чтобы взломать систему защиты, встроенную в стены коридора, который мы только что миновали с такой осторожностью.

Но ради нас с Грушевским, система сделала исключение и когда мы оказались на балкончике под самым потолком, вспыхнул ослепительно яркий свет, выгнав из всех углов огромного помещения тьму, не оставив даже серой тени. Теперь вся сцена представала перед глазами во всей своей техногенной красе.

Это напоминало огромную, увеличенную в сотни раз операционную. «Пациент», поделённый на куски — массивный невероятно длинный корпус ракеты, цилиндрическая головная часть с обтекателем-колпаком, и ускорителями-раструбами в окружении заботливо снующих роботизированных, выкрашенных в белоснежный цвет,  «рук». Вспыхивали то там, то здесь голубые огоньки сварки, в воздухе явно ощущался запах озона и синтетической смазки. Мы использовали по-прежнему очень устаревшие транспортные ракеты на жидкостных двигателях — РЖД. Но это было выгодно,  надёжно. Технология, отработанная сотней лет.