Лучшее время для прогулок I I I

Ты далеко

- Узор похож на тебя.

- Не меня? – спросила Дженни, стаскивая капюшон с головы. Со дна червоточины поднимался жар.

Подобно фонарикам тысячи фиолетовых лиц освещали тёмную спираль стеклянного коридора. Лица светили недостаточно ярко. Бархатистый фиолетовый туман не мог развеять мглу и незаметно сливался с ней.

Хотя Элли и являлась клоном Дороти, Дженни без труда различала их. Фиолетовые голограммы изображали именно Дороти. Дженни хорошо знала её.

- Похож, - настаивал на своём Рикки. – Два глаза, рот, нос. Как у тебя.

- Ну, если так, - согласилась Дженни. – Ты знаешь, кто это?

- Узор. Просто узор, - повторял Рикки через ухо - такое же, как и на Земле, только сделано оно было из металла, квадратное, нелепое и грубое.

Дженни пожала плечами. Кажется, Рикки и не знает про Дороти. Если Элли не рассказала ему, то и Дженни не станет.

- Когда я появился, то уже знал этот узор, - рассказывал Рикки. - Он существовал до меня. Много вещей существовало до меня. И бактерии. И металлические заклёпки. И вольфрам. И медь. И северо-западный ветер.

- Тебе известно, что узор означает?

- Означает?

- Да. Знаешь его смысл?

Рикки не ответил. Он всегда умолкал неожиданно, на полуслове и после этого уже бесполезно было обращаться к нему. Беседы с Рикки никак не складывались. Он не понимал многих её вопросов. Не понимал, зачем она их задаёт. Дженни тоже не понимала значительную часть его болтовни.

Рикки – клон большой Элли. Считай, ещё одно воплощение Дороти. Неслучайно ему так хорошо знакомо лицо Дороти. Только земная Элли – девочка, влюблённая в цветы и звёзды, а марсианский Рикки… Никто ничего не знает про Рикки.

Скручивающаяся спираль уходила на большую глубину. Какой-либо задумки в ней не имелось. Она ничему не служила, и внутри ничего не было. Просто чудовищных размеров спираль со светящимися фиолетовыми лицами Дороти, уходящая в глубину Марса. Дженни спрашивала Рикки, зачем он её построил, однако марсианский балдж этого вопроса, как и многих других, не понял.

Желание Дженни добраться до конца спирали отступило из-за поднимавшегося снизу фиолетового жара и страха перед погружением в фантазии Рикки. С идеями Рикки тут приходилось сталкиваться на каждом шагу. В замкнутом пространстве их сущность ощущалась особенно остро. Нет, надо возвращаться. Назад, к холодному, серому от металла миру. К открытому пространству.

Буры смелы и сильны, но чем лучше Дженни узнавала созданное Элли марсианское существо, тем серьёзнее её сковывала нерешительность.

Или же всё из-за слабости. Марс не подходил для жизни. С первого дня он разрушал Дженни. Она погружалась в затуманенный сон, теряя саму себя и падая духом.

Дженни оторвала кислородную маску от лица и вдохнула воздух, надеясь, что он пахнет лучше, чем наверху.

На Марсе стоял отвратительный запах. Он отравлял и сводил с ума. У Дженни всегда имелись в рюкзаке контейнеры с воздушной смесью и маска. И всё же Элли требовала совершать прогулки по окрестностям и дышать марсианским воздухом по нескольку часов в день.

Ежедневно после пробуждения и перед сном дроны проверяли состояние бура и брали анализы. Элли хотела понять, как марсианская атмосфера сказывается на здоровье. Элли умела быть беспощадной – в этом буры никогда не сомневались.

Воздух в спирали казался ещё более мерзким, отдающим плавленой сталью. Поморщившаяся Дженни надела маску и с потерянным видом уставилась на носки ботинок. С поверхности пола на неё смотрела фиолетовая Дороти, от стен исходил тихий гул.

Они много общались. Когда Дженни узнала о гибели лунной экспедиции, то по-настоящему переживала из-за Дороти, хотя буры всегда подавляли собственную эмпатию. Учение буров настаивало на отрицании эмпатии к тем, кто тебе чужд. Чужаков, можно сказать, не существует.

Дороти была интересным и близким человеком. Теперь и она, и всё, что с ней связано, далеко. Всё известное и близкое далеко. Необыкновенно далеко, бесконечно далеко.

Бывают расстояния столь огромные, что уже одни только фантазии о них способны ранить, однако в причиняемой ими боли есть необыкновенная сладость. Вот о чём необходимо рассказать бурам при первой возможности. Прорицательница верила, что у неё получится. Рано или поздно она вновь прильнёт к теням родных лесов, а в конце лета непременно отыщет заросли черноплодки. У кустов она наберёт полную ладонь ягод и снова зубы будет ломить от холодного, терпкого сока. На Марсе прорицательница часто вспоминала вкус черноплодки. Таков вкус осеннего позднего вечера. Ей хотелось почувствовать его снова.

Надо сохранять твёрдость, не поддаваться слабости и страху, не погружаться в сон, не терять себя. Сейчас от прорицательницы буров зависело многое.

Она зажмурилась, представив как холодный, жесткий воздух марсианских сумерек хлестнёт по лицу, после чего развернулась и побрела в фиолетовую полумглу.

Между земным и марсианским балджами установились столь странные отношения, что не имело смысла пытаться разобраться в них. Несомненно, Элли знала обо всех чудачествах Рикки и не пыталась вмешиваться. Рикки выполнял её поручения, а большего и не требовалось.

Утром, после пробуждения Дженни зашла в медицинский кабинет жилого корпуса, уселась на кушетку в ожидании дрона и устало ссутулилась. Тут у них происходили короткие разговоры с большой Элли. Та, демонстрируя бюрократическое равнодушие, составляла планы для бура и давала задания.