Лучший друг

Барышня

Как любил приговаривать кастелян Рискайской крепостицы, у дневального разве служба? Так, сплошное расслабление. Знай себе спи, отдыхай. Только и заботы, чтоб на конюшне порядок был, когда проверяющий придёт. Поутру напоил из ведра сорок лошадиных душ, раздал овёс, навоз по стойлам собрал — и спи, отдыхай. Правда, перед тем конюшенные проходы замести надо. И спи себе, отдыхай, пока патрульные на службу не соберутся. Они, конечно, как станут лошадей чистить да седлать, везде натопчут, намусорят, в амуничнике всё перевернут вверх дном, но это ж прибрать — плёвое дело. Они за дверь, а ты прибери — и спи, отдыхай. Среди дня разве что целитель придёт больных лошадей пользовать. Но тут ведь только и дела, что ему лошадь вывести да подержать. Ну и если кто из командиров прикажет подать лошадь — замахнёшь, поседлаешь, выведешь, и иди себе обратно на конюшню, спи-отдыхай, пока снова не позвали, чтоб лошадку командирскую принять: отшагать, расседлать, вытереть досуха, замыть копыта, сбить заклейки… Управился — и спи, отдыхай. А там патрульные со службы вернутся, снова везде натопчут, грязи натащат, в амуничнике разгром учинят. Уберешь за ними — и спи, отдыхай. Только сперва надо с целителем пройти по конюшне, помочь осмотреть вернувшихся из патруля лошадей. А там уже и вечернее кормление: попои сорок душ, покорми, навоз собери, проходы замети, и спи себе до утра, отдыхай. Ночью-то ведь и делать ничего не надо, только раздать полуночную пайку сена да после замести…

Именно этим и занималась Торвин: старательно скребла по проходу метлой, надеясь урвать немного сна до утреннего кормления. Вдруг на дальнем конце конюшни хлопнула дверь, ведущая во внутренние помещения крепостицы. Торвин оглянулась и успела заметить метнувшуюся за поворот, в торцовую конюшню, фигуру в казённой серой рубахе. Почти тут же дверь снова хлопнула. В торцовку молча проскользнули ещё двое, из ночной стражи. Раздался топот, испуганные вздохи лошадей, звуки ударов, тихий вскрик. Нахмурившись, Торвин перехватила поудобнее метлу и поспешила на шум. Опять «старички» вздумали кого-то из новобранцев воспитывать. Только сменой ошиблись: Торвин в своё дежурство не собиралась допускать на конюшне непотребств.

Свернув за угол, она увидела всех троих нарушителей порядка. Парень, вбежавший на конюшню первым, оказался не слишком-то проворен, преследователи настигли его раньше, чем он успел заскочить в амуничник и запереться там. Теперь один из «старших товарищей» крепко держал его сзади за локти, а другой не спеша охаживал кулаками по груди и животу, приговаривая сквозь зубы:

— Сильно грамотный, да? Рапорта, значит, писать умеем? А тому, что стучать некрасиво, барышню в монастыре не учили?

Бедный парень даже не пытался вырываться. Он и на ногах-то ещё стоял только потому, что его сзади надёжно держали, не позволяя упасть.

— Эй, может, хватит? — грозно прикрикнула Торвин, издалека замахиваясь черенком метлы.

— Слышь, Чирок, — сказал тот, что держал пленника, — заканчивай, белобрысина прискакала.

Чирок напоследок ещё раз саданул свою жертву кулаком под дых и согласно кивнул. Уронив избитого посреди прохода, оба спокойно, с самым равнодушным видом прошли мимо Торвин к выходу из конюшни и беззвучно прикрыли за собой дверь.

Торвин подошла поближе к парню, сидевшему на полу. Это был новенький, младший гарнизонный целитель. Звали его, вроде бы, Венсель. Всего-то полдня во взводе — и уже влип в неприятности. Ну-ну…

— Живой? — спросила она.

Парень кивнул.

— Сам до своей конуры дойдёшь?

Новый кивок в ответ, однако притом никаких попыток подняться на ноги. Торвин уже собралась было подсобить делу, ухватив беднягу за пояс, но тут, как на грех, принесло проверяющего. Ворота, ведущие во двор, распахнулись и на конюшню вошёл командир взвода.

— Что происходит? — спросил он прямо с порога.

Торвин поспешно вытянулась в струнку, взяв метлу, словно копьё, в положение «на плечо». Венсель тоже кое-как отлип от пола, хоть выпрямиться толком и не сумел.

— Целителя лошадь ударила, — бестрепетно глядя взводному прямо в глаза, соврала Торвин. — Мне показалось, будто у Хмеля колики. Венсель зашёл в стойло, чтобы осмотреть его, а Хмель по нему задом отмахнул.

Взводный с сомнением глянул на Венселя. Тот испуганно захлопал глазами, покосился на Торвин и молча кивнул.

— Почему не вывели лошадь на развязку?

— Не хотели пачкать в проходе.

Брови взводного сурово сошлись к переносице.

— С правилами безопасности ознакомлены?

Торвин с Венселем дружно кивнули.

— И всё равно нарушаете. Жить надоело? Лень метлой лишний раз махнуть?

Две пары глаз в притворном раскаянии уткнулись в пол. Посверлив провинившихся строгим взглядом, взводный вздохнул неодобрительно и проворчал:

— Ладно, на первый раз ограничимся устным замечанием. Впредь будьте осторожнее.

После он быстро осмотрел конюшню, амуничник и кормовую, расписался в журнале проверок, и, уже уходя, сказал Венселю многозначительно:

— Надеюсь, барышня, это послужит вам хорошим уроком. И вот ещё что: до утреннего построения потрудитесь привести причёску в соответствие с требованиями устава. У нас тут не пансион для благородных девиц.

Когда дверь за командиром взвода, наконец, закрылась, Венсель повернулся к дневальной и спросил оторопело:

— Это он... мне?

Торвин покосилась на него и едва сдержала смешок. Целитель внешне и впрямь напоминал воспитанницу пансиона при монастыре: узкие плечи, длинная, не тронутая загаром шея, изящные, ухоженные ручки, каштановые локоны вокруг нежного, по-девичьи смазливого лица. А на лице этом — застывшее выражение испуга и брезгливого недовольства всем происходящим. «Как эта сахарная куколка вообще сюда попала?» — подумала поморийка, а вслух ответила грубовато:

— Ну не мне же.

Венсель возмущённо уставился на неё. Ту, что сей миг стояла перед с ним с метлой наперевес, не то что барышней, девушкой назвать язык бы не у всякого повернулся. Ростом Торвин была чуть выше него самого, притом отличалась широким разлётом плеч, и даже сквозь рабочую рубаху было видно, что её поджарое, мускулистое тело мало напоминает девичье. Вдобавок лицо Торвин уродовал грубый шрам, тянущийся через переносицу и вниз по щеке. Видимо, её когда-то ударили кинжалом, целя в глаз, но промахнулись. Подумав об этом, Венсель вздрогнул и поспешил отвести взгляд.