Лучший друг

Лучший друг

Иногда хочется сесть и написать что-то - выразить призрачные чувства, собрать разбредающиеся мысли. Особенно часто это желание появляется осенью или в преддверии. Сейчас конец августа, но сильно похолодало, зачастили дожди. Трава еще зеленая, но сумерки года не всегда ассоциируются с золотом. Это неуловимый отзвук в душе, едва ощутимый запах, сладкая грусть…

На градуснике было плюс восемь, когда я проснулся. За окном неуклюже провисало стальное небо, глухо свистел ветер.

Она пришла в полдень – солнечная, золотая.

- Я так замерзла! Хорошо, идти минут десять, если бы жила дальше – околела бы!

Любовью к осени я обязан ей. Лето она воспринимала как отвлекающий маневр природы, обманчивую беззаботность и устрашающую неготовность к серьезному. Она ждала похолодания, чтобы вновь облачиться в удобную одежду. Летом она чувствовала себя некомфортно – слишком голо и открыто. Солнце жгло ей глаза, и жара не давала вздохнуть полной грудью.

Мое паршивое настроение постепенно таяло от ее улыбки. И правда – глупо и даже оскорбительно зависеть от погоды.

- Я принесла булочек, попьем чаю?

Мучение! Счастье и боль. Невыносимо быть родным и привычным, как старый диван, но в то же время не иметь никакого касательства к ее жизни, не понимать ее мира, не ведать, по каким законам он живет. Поэтому она любит говорить с воображаемыми друзьями. Со мной иначе: я реальный, теплый и несовершенный. Я перебивал и спорил, боялся и мечтал. Мечтал и снова боялся.

Она может подолгу стоять у зеркала, разглядывая свое лицо, которое считала некрасивым. Неужели непонятно, что ты - самая прекрасная, самая необыкновенная девушка из всех, кого я знаю? И ни одна не влияла на меня так, как ты.

Мы пьем чай молча. Она смотрит в окно и задумчиво улыбается.

- Я так устала в последнее время, - наконец промолвила она, закрыв глаза и подперев голову рукой.

Храмовые послушания и работа. Гёрл-босс и тургеневская барышня. А у меня – вечный поиск и нестабильный доход.

Мы говорим о чем-то невнятном, о разных пустяках, наполняющих наши дни. Это ли бремена друг друга? Любить непросто. Сомнение, страдание и страх. И подвиг. Только нужен ли он, если укоряю тебя?

- Пора мне.

Она встает и поправляет покрывало на диване.

- Кажется, это твоя любимая фраза.

• Предлагаешь заменить? «Я ухожу», например? Или уйти, ничего не говоря?
• Просто не уходи.

Я для тебя - лишь уютное пристанище, когда некуда пойти в дождливый день или не хочется домой. Я - перевалочный пункт на пути. Пока не найдется кто-то старше и умнее, кого ты полюбишь. Как мы абстрагируемся от счастья! Тем, что называем «вкус», закрываем глаза на то хорошее, что есть в реальном человеке, сличаем его с придуманным идеалом...

* * *

Мы - друзья детства. Учились в школе искусств: она играла на альте, я пытался рисовать. Она слышала этот мир, а я видел. Она читала мне стихи, а я определял их цвета. Она играла музыку, а я рисовал картинку. Она не понимала, как можно свести пятиминутную песню к одному образу, ведь в ее представлении – целый фильм, на худой конец – клип.

Ей свойственно путать сны и реальность, а грань между «вижу» и «показалось» слишком тонка. Она никогда не врет, но часто умалчивает. Долго думает, прежде чем сказать и мучается невысказанными мыслями. Я же нередко жалею о сказанном или сделанном. Я общителен, хотя она – мой единственный друг. Я балагур, но о себе говорю только с ней.

Когда я осознал, что люблю ее? Лет десять назад. Как? Когда влюбилась она. Хоть и старалась не пускать никого в душу, но перемен трудно было не заметить. К тому же, она исподволь просила совета, пыталась понять, как устроен мужской мозг и что в нашем понимании хорошо, а что – не очень. Тогда я и догадался. Видел ее страдания, и мучился больше, чем она. А еще стало обидно, что я не получил и каплю той любви, хотя тот, кому она досталась, не выдержал. Ее любовь – тяжелая ноша. Такая девушка – редкий бриллиант, и он предпочел нечто более земное.

Восемь лет я жил спокойно. Потом возник повод понервничать, но скорее надуманный: Руди был виртуальным, и ничего у них получиться не могло. Это было милое, ни к чему не обязывающее чувство, отягощенное разницей культурного кода, горячими дискуссиями на религиозные темы и мелкими конфликтами. По-моему, он женился и пишет изредка – поздравляет с днем рождения.

Она тоже знала о моих «любовях». Правда, ни одну из этих девушек я по-настоящему не любил. Зато себя любить позволял, и они верили, что со временем вызовут во мне ответное чувство. Я не возражал – по сути этого ждал и я. От другой. Когда-нибудь она все поймет и оценит, а пока я просто буду рядом – это же так много в наше время! Когда-нибудь она перестанет гоняться за миражами и поймет, что синица в руке дороже поднебесных журавлей.

Терпение моих зазноб иссякало раньше, чем ответное чувство порывалось возникнуть. А порывалось, не скрою. Знать, что любим и кому-то необходим – ни с чем не сравнимо. Сначала кажется, жалость. Потом – привычка. И вот-вот наклюнется стержневое понимание… но она вымученно вздыхает, встает и уходит. А если бы еще чуть-чуть подождать, все могло сложиться. Нет, я не получаю удовольствия, изгаляясь над чужими чувствами. Мне самому интересно понять себя.