Лунный коридор

Лунный коридор

Шел, по словам бабушки, мой последний вольный год. На дворе стоял трескучий декабрь и до поступления в первый класс, по детским меркам, было еще ой как далеко. Однако в отличие от бабушки, мне это время почему-то вовсе не казалось таким уж вольным. Наоборот, я чувствовала себя тряпичной куклой в чужих руках, которую постоянно заставляют делать то, что совершенно не нравится, а по большому счету бессмысленно и никому не нужно.

Вот, например, чего стоила новая прихоть мамы: ребенку нужно заниматься спортом. Я такой необходимости вовсе не испытывала. С каким наслаждением сидела бы в «кукольном закутке» и рисовала, общалась со своими «живыми» игрушками, мечтала. Но не тут-то было. «Она у вас полная, малоподвижная, замкнутая», – пригвоздила очередная грубая врачиха, из тех, которым мама меня беспрестанно зачем-то «показывала». Целеустремленная родительница тут же записала меня на лечебную физкультуру, к логопеду, а что самое страшное – на фигурное катание, которое я люто возненавидела с самого первого занятия. Не то чтобы я не любила именно этот вид спорта, нет, скорее не понимала, что может быть общего с ним у меня.

Никогда не смогу забыть, как меня, сгорающую со стыда, завели в класс, где высокие длинноногие дети занимались хореографией. Девочки были одеты в настоящие гимнастические купальники, а меня вытолкали на всеобщее обозрение в обычной маечке и трусишках, в коих я только что спала на тихом часу в детсадовской кровати. Преподавательница говорила непонятные слова «батман тандю», «гранд плие», выворачивала мне ступни, пытаясь поставить в первую позицию. Все смотрели на это с саркастическим недоумением, а я проклинала себя за неуклюжесть, медлительность и неспособность запомнить элементарного. Я, кажется, готова была бы сделать все что угодно, только никогда больше не появляться под прицелами этих насмешливых глаз. Но спорить с мамой было совершенно бесполезно, семья послушно повиновалась ее руководству. Вскоре меня поставили на коньки, гоняли по стадиону, заставляли играть в футбол на раскаленном асфальте, бегать марафон в лесном пригороде. Водить ребенка на все эти «активности» предстояло, конечно, не маме, а бабушке, на чьи плечи в конечном счете обычно и падали заботы по реализации маминых фантазий.

Помню, словно это было вчера: мы возвращаемся с бабушкой в переполненном автобусе, она везет меня к себе с ненавистного «фигурного». Я с интересом разглядываю перемерзшие белые окна, которые стужа разрисовала разлапистыми пальмовыми ветвями и махровыми тропическими лианами. В теплом дедушкином доме, куда мы направляемся, окна, конечно, не такие белоснежно-пушистые, как в общественном транспорте. Но мы с бабулей навырезали из салфеток разноразмерных снежинок и облепили ими стекла, включая трельяж, даже на круглое зеркальце над умывальником поместились две самые маленькие. В сенях скромно дожидается праздника перевязанная бечевкой елка.

Дед Мороз, наверное, принесет мне множество подарков, среди которых не только апельсинки и конфеты, но и настоящие школьные принадлежности, неизменные атрибуты загадочной взрослой жизни. Стоило мне лишь блаженно погрузиться в предновогоднее настроение, как обратно в реальность резко выдернула настойчивая просьба: «Девочка, передай на билет!» Незнакомая взрослая рука откуда-то сверху протягивала мне медный пятак.

Я не привыкла, чтобы взрослый человек повторял мне дважды, поэтому молниеносно стянув зубами толстую варежку, схватила монетку и передала ее дальше по салону. Бабушка сдавлено охнула и встряхнула меня за плечо: «Да ты что ж грязную рукавичку в рот тащишь?! Всю заразу, наверное, собрала!» Я нисколечко не смутилась. Наоборот, изобразила независимый вид, будто ничего страшного не произошло, типа да я так постоянно делаю. На самом деле мне уже давно хотелось провернуть этот финт, подсмотренный у кого-то из отъявленных озорников подготовительной группы. Представился удобный случай, и я с удовольствием собезьянничала залихватское срывание варежки зубами на глазах публики. Конечно, мне было прекрасно известно, что нельзя облизывать грязные вещи, но ведь порой в душах даже самых затюканных тихонь зреет показной бунт, демонстрация непослушания и своеволия. При маме я бы такое не рискнула демонстрировать, но зная бабушкину слепую, безграничную всепрощающую любовь, была уверена в полной безнаказанности.

Однако кара настигла меня тем же вечером. Вернувшись в уютный маленький домик в частном секторе, я вдруг приуныла. Неожиданно для себя отказалась от разваристой пшенной каши с сочной котлеткой, которые бабуля готовила всегда так вкусно, что они просто таяли во рту. Густым сладким киселем из черной смородины меня тоже соблазнить не удалось. Старики не на шутку встревожились, ведь начиная с самого раннего детства, внучка никогда не страдала отсутствием аппетита, привычно заедая недостаток материнский любви и собственную неуверенность. Тревога переросла в панику, когда я, надолго оседлав горшок, разразилась безудержной рвотой. Бабушка, надеясь справиться домашними средствами, поила меня терпким отваром гранатовых корочек и заставляла пить красивый на вид, но весьма противный на вкус розовый раствор марганцовки. Ничего не помогло, меня начала трепать безжалостная лихорадка.

Я лежала под тремя стегаными одеялами, трясясь в нещадном ознобе, и умоляла бабушку накрыть меня еще чем-нибудь. Все суставы крутила и выворачивала тупая боль. Временами мне становилось нестерпимо жарко, и я скидывала душные ватные сугробы, пытаясь сорвать с себя и промокшую насквозь ночную рубашку. Сквозь накрывающее забытье я слышала, как торопливо одевается дедушка, как достает из буфетного ящика старый фонарик.

Я знала, что при любой страшной беде необходимо нестись через три неосвещенные улицы к телефонной будке. Так уже случилось однажды, когда дед обварил ноги кипящим борщом. Мы побежали вместе с бабушкой к облезлой красной кабинке. Правда, в тот раз телефон оказался испорчен местными хулиганами, вместо трубки торчал лишь вытянутый металлический провод. И нам пришлось поспешить к остановке, ехать в пункт скорой медицинской помощи и там почему-то долго с кем-то ругаться, умолять и рыдать. Я мало что понимала тогда, а плакала просто за компанию с бабушкой.