Луноликая: Начало пути

Эшафот. Начало пути

Тонкая капля набухла и глухо стукнулась о ледяной камень. Эхо гулом отразилось от заплесневелых стен одинокого карцера, в очередной раз раздражив лежащую на прогнившем матрасе женщину. Она с тяжёлым вздохом перевернулась, отчего ржавые пружины протяжно скрипнули, напряглись, словно вот вот лопнут и всадятся прямо в позвоночник военнопленной, и разлепила смежающиеся веки. Чтобы разглядеть надоевшую изолированную камеру пришлось проморгаться, но даже так картинка расплывалась красными пятнами. Чересчур влажный воздух вошел в лёгкие с неестественным свистом и тут же вышел, сопровождаемый громким, надрывным кашлем.

Тишина звенела в ушах. А может и не она, однако удивляться этому не стоило — после нескольких месяцев пыток всё здоровье лопнет подобно воздушному шару. Удивительно то, что её тело до сих пор не гниет в трех метрах под землей. Впрочем, этому можно найти обоснование. По крайней мере было возможно до того, как её мозги перестали нормально функционировать, а мысли течь сквозь странную пелену.

Внезапно дверь карцера после звонкого поворота ключа с выворачивающим лязгом открылась. Топот изношенных, грязных ботинок остановился перед её койкой. Чёрствая корка хлеба ударила ее по лбу, а прокуренный бас заставил собрать оставшиеся силы и приподняться на локтях, чтобы сощуренно посмотреть на давнего знакомого.

— Доигралась?
На его риторический вопрос не ответили не сколько из-за отсутствия идей, сколько по причине порванных голосовых связок. Она не обратила внимания на щелчок затвора на автомате, проигнорировала давку ствола на висок, вместо этого взяла хлеб и стала скрести по его каменной поверхности первым попавшимся осколком.
— Видел бы тебя сейчас Влад… — солдат вернул ВАЛ в прежнее положение, повесив на плечо и скривился от отторгающего смрада человеческих экскрементов, протухшей крови, сырости, гнилых бинтов и ноток смерти.
Продолжить полную осуждения мысль помешал коробящий, страшный взгляд бывшей сослуживицы. Её совершенно недавно словно потухшие глаза безумно блестели, в глубине будто клубилась тьма, а бледное, с бордовыми пятнами изнеможённое лицо некогда красивой женщины, искореженное незажившими шрамами — порождало холодную дрожь. Он судорожно вцепился в ремешок перекинутого через плечо огнестрела.
—…Завтра тебя казнят. Наслаждайся последним ужином.

Солдат поспешно развернулся, но стоило добраться до двери, как в затылок прилетает хлеб, падая на пол в гремящей тишине. Его плечи напрягаются, а по виску катиться ощутимая капля пота — со всех сторон настигает чувство, будто на него надвигается страшная смерть, сдавливая колотящиеся словно в чьих-то тисках сердце, однако когда он медленно повернул голову на него по прежнему смотрела ослабевшая, больная и не способная встать на ноги или заговорить военнопленная. Ничего не изменилось: ни вросшие в кожу на месте едва заживающих, дурно пахнущих ран кровавые бинты, ни грязная, нестиранная целую вечность тусклая серая одежда с дырами, багровыми пятнами и потертостями. Бывший товарищ не вернул былую силу, оставаясь по прежнему ненормально худой, настолько, что она стала напоминать скелет с натянутой на него кожей, которая в любую секунду могла разойтись по швам.
Солдат не заметно облегченно выдохнул, сетуя на въевшуюся с начала войны паранойю и опустил взгляд на злосчастную корку, на поверхности которой были выведены кривые буквы: «Рассвет».

Ему не потребовалось много времени, чтобы понять чего от него хотят. Солдат в сомнении поджал губы и прикрыл глаза. Всего миг. Секунда, способная поставить под сомнение радужное будущее вышедшего на пенсию героя войны. Однако висящий на нём долг не дал прикрыться уставом: не спаси его жизнь её брат, то давно бы лежал в гробу на каком-нибудь военном кладбище. Безымянный. Никому не нужный сирота.
Сплюнув себе под ноги он достал из кармана небольшой пульт и нажал на кнопку, отключая все камеры в карцере, затем грубо сорвал с внутренней стороны воротника жучок, бросил под ноги, раздавив каблуком под протяжный сигнальный писк.
Вряд ли кто-то поверит в выдуманные глупые оправдания, но если этого не сделать, то призрак Влада однажды задушит его глубокой ночью и надругается над женой.
В любом случае следует поспешить — максимум через три минуты сюда заявится дежурные.

Солдат сблизился с ней, схватил за грудки, терпя отвратительную исходящую от чужого тела вонь, прошипел в ухо:
— Серьгу, Лиса и Ворона так и не нашли. Твой любовничек дал неверную наводку. Могилы остальных нашли и перезахоронили на безымянном кладбище в Сибири. Даже вашего драгоценного Главу, что уж упоминать Графа, Леньку, Стратега, Килла и Кота.
Из коридора донеслось эхо наперебой орущих дежурных, хрустящий звук заряжающихся оружий, глухой топот нескольких армейских ботинок и натянутый скрежет металлических дверей.
Солдат вложил в безвольные руки женщины автомат мушкой, устремленной в её сторону, сжал чужие запястья и ударил себя прикладом по животу, да с такой силой, что весь воздух вышел с кашлем из горла, а печень жалобно кольнула.
Когда в карцер с громящим шумом ворвались трое одетых в военную форму дежурных, то заметя валяющегося перед койкой пленной товарища меньше, чем за секунду наставили на неё автоматы. Послышались щелчки предохранителей.

Они переглянулись. Офицер махнул двумя пальцами и приблизился к отключившемуся товарищу, пока двое рядовых осторожно подошли к женщине: в то время как один держал на мушке, второй без сопротивления забрал автомат.

Стоило дверью за их спинами громыхнуть, как офицер передал бессознательное тело рядовому и напряжённо бросил:

— Отнесите в медкорпус. Я доложу полковнику.

***
В строго отделанном панелями просторном кабинете сидел уставший, с посеревшей кожей и синяками под глазами мужчина. За дубовым столом по бокам от него сложились две стопки папок, скреплённых пожелтевших листов, некоторые из них были написаны в спешке от руки, часть напечатала, самые редкие из них вовсе напоминали клочок, однако несли важную информацию, напоминающую предсмертную записку руководству.
Полковник отложил очередной рапорт, с глубоким вздохом снял очки, чтобы надавить на колющие, словно пункционной иглой, глаза.
Ничего нового он не прочёл. Всё такие же бессмысленные поиски выживших революционеров в ходе спецоперации, целью которой служило полное устранение преступного синдиката. Сколько бы не гневался на патрульных за то, что те не способны найти, несмотря на выданные для этого ресурсы, каких-то троих молокососов, он понимал отчего подобная безрезультатность. Мировые войны, подавляющие и вносившие хаос бедствий, неизменно порождают, или дают свободу, талантливым, гениальным хитрецам, не согласных с ведущейся политикой.
Полковник неодобрительно покачал головой, следуя собственным нелёгким мыслям и вернул очки на нос. Их дужки дискомфортно сдавили область возле ушных раковин.