Любимец моих дьяволов

Пролог

Это была самая ненавистная из всех работ. Чес-слово, лучше мешки разгружать. Но только не противная Морковка. Она бесила меня. Не знаю чем. Всем своим видом. В детстве она, кажется, была влюблена в меня. Все время вертелась под ногами, раздражала, мешала. Потом я встретил ее в образе неотразимой Леа – девица работала вместе с Василиной в агентстве. И бесила еще сильнее. Между нами сразу вспыхнула ненависть. Лизка не упускала случая навредить Скорос. А еще – уколоть меня, когда на наших глазах за Василиной приезжал Артур. Она знала, как надавить на самое больное. И постоянно давила. Ее бесило, что она такая красавица – а мне похрен. Нет, не то чтобы мне было совсем параллельно. Пару раз я с удовольствием отымел бы эту изысканную сучку в дорогих шмотках. Ну, по крайней мере, до момента, когда по уши втрескался в Василину. Да, возможно, я был бы не прочь пошалить с Лизкой. Если б нее ее папаша. Слишком хорошо я был знаком с этой семьей. Брейкер – не бандит с большой дороги. А серьезный такой урка. Видавший виды, сидевший не раз. Вор в законе, хорошо так поднявшийся в девяностые. Насколько мне было известно, он отправил в больничку не одного Лизкиного ухажера. И этот чертов бзик – чтобы дочь невинной оставалась. Не знаю, до какого момента он собирался ее блюсти и мешать девице жить нормальной половой жизнью, делая ее лишь стервозней, опасней и неадекватней.

В те времена, когда мы сталкивались в агентстве Натальи, Леа было около семнадцати, девчонка совсем. Но уже вполне себе созревшая для радостей секса. Неважно. Папа думал иначе. Наверное, поэтому она такой сукой была. Недотраханной.

Как-то раз мы оказались вместе в одной компании в ночном клубе. Я был с Василиной, точнее, затесался наглым образом в компанию моделей, потому что Скорос там была. Ну а Брейкер – побочный эффект, от нее было не избавиться. Липучая злобная муха. Я сказал что-то вроде этого прямо в лицо Морковке, на ее очередную язвительную шутку. А она швырнула в меня бокал с вином. Осколок порезал мне подбородок, остался едва заметный шрам на память. Вот только не хотел я помнить о Брейкер. Хотел задушить стерву прямо там. Василина удержала… Зато потом очень заботливо держала полотенце, останавливая кровь, пока на такси в травмпункт ехали. За это, черт, в тот момент я был даже благодарен Брейкер…

Вот такие невеселые воспоминания связаны с Лизкой. Хорошего – ни одного. А теперь я должен следовать за ней двадцать четыре часа в сутки. По пятам. Слушать ее невыносимо приторный голос – почему-то со мной она разговаривает именно таким. Сверхслащавым. Наверняка желая унизить. Только мне похер. Надо продержаться пару месяцев. Потом получу свои бабки от Седого и начну свой бизнес заново. Но жрать помои или клянчить в долг все это время – нет ни малейшего желания. Тем более нет желания находиться в данный момент в родном городе. Где Скорос выходит замуж за своего принца. Счастливая, сияющая. Моя несбывшаяся мечта, которая прожгла рану в сердце. Единственная девушка на земле, которая смогла тронуть за душу. Без Скорос все теряло смысл. Мне и смешно было, что так по глупости влюбился... и противно. Ненавижу проигрывать. С Артуром мы крепко сцепились, после такого дружбе хана, не реанимировать ничем. Но вот с Василиной я поступил благородно. Первый раз в жизни… И отныне никогда не собирался поступать благородно с женщиной.

Своей чистотой, невинностью, верой в лучшее… своей трепетностью и ранимостью Василина показала мне мечту. До нее у меня не было привычки романтизировать женский пол. Я относился к женщинам как к развлечению. В лучшем случае. В худшем – как к подстилке. Но Скорос была не такой. Она показала мне, что такое любовь. Как же я завидовал Бурмистрову. Яростно, самой черной, ядовито жгучей завистью.

Я хотел отнять у него Василину. Готов был глотку ему перегрызть за девушку-мотылька. Но когда появилась возможность… когда мне вдруг перепало то, что предназначалось ему… Меня будто тоннами железа к земле прибило, расплющило. Уничтожило. Потому что я понял – отдав мне тело, душой Мотылек все равно порхает с Принцем. Сожаление и мука на ее лице после нашей близости разрушили меня. Растоптали. Таким ничтожеством себя почувствовал. Грязным, недостойным, убогим. Чертом из преисподней, запачкавшим ангела.

Но я все равно цеплялся. Как безумец, как одержимый, боролся до конца, хоть и знал, что с ветряной мельницей сражаюсь и мне не победить. Я бросил к ногам Василины все, что имел. Отдал ей свое сердце, без раздумий, ведь мне оно уже было не нужно. Но она убежала. Скрылась. Я искал ее, но когда нашел - стало еще хуже. Один мой вид вызывал в ней боль и дикие сожаления. Я пачкал ее одним своим присутствием.

Но все равно не сдавался. Даже зная, что она снова с ним. В его казино. Продает себя за долги или добровольно готова вот так, после стольких лет игнора, прийти к нему по первому зову? Подкупленный охранник сообщал мне каждую подробность. Во сколько она пришла. И сколько пробыла у Бурмисторова. И каждое слово резало по живому. А самое паршивое – я понимал, что даже на таких условиях Василина хочет быть со своим Принцем. Касаться его. Принадлежать ему. Тогда как на меня даже смотреть не хотела.

Это был конец. Но я все равно выкупил дом ее бабушки, и мне было плевать, даже если она никогда не узнает об этом. Последние деньги вышвырнул. Димка Бурмистров заломил просто несусветную цену. Не знаю, за что этот урод ненавидел Скорос, чем она так насолила ему. Но это не было местью Дмитрию – на его делишки мне всегда было плевать. И не было последним уколом бывшему другу, хотя все эти годы, пока Василина убегала от меня, от Бурмистрова - мы сражались. И знали, что так будет продолжаться, пока она не станет либо его, либо моей. Или пока один из нас не сдохнет.

Впрочем, даже без этого обстоятельства, Артур будет ненавидеть меня до конца своей жизни. Несмотря на то, что я проиграл по всем статьям. Никогда Мотылек не была моей. Ни на секунду.

И вот растоптанный, нищий, следую за девчонкой, которая является полной противоположностью Василине. Забавная игра судьбы. Если Лизка и ангел – то падший. Ее крылья черны как ночь. Она всегда была избалованной, стервозной, невыносимой – помню, как защищал от нее Скорос. Леа всегда враждовала с ней, соревновалась. Она со всеми соревновалась. Обожала играть по грязному – видимо, ген от папочки уголовника. Которому в один день вдруг стало тесно в родном городе, и вместе с дочуркой Герман Брейкер перебрался в Москву.