Любимой женщины должно быть много

Любимой женщины должно быть много

— Ну как? Уснул, что-ли?
— Да вроде бы…Тссс...  Тише ты! — Нихан Сойдер осторожно прикрывает дверь в детскую — не дай Аллах, скрип несмазанных петель или щелчок дверной ручки разбудит только что уснувшего малютку. Вот он — лежит в своей кроватке — такой пухленький, сладенький, с мааахоньким носиком-пуговкой, длинные (папины) реснички отбрасывают тень на розовые тугие щечки. Так и хочется чмокнуть родную кукольную мордашку, зацеловать сжатые в кулачки ручонки, и просто потискать-пожмакать тёплое толстенькое тельце. Наелся, набил животик. Теперь и родителям можно спокойно поужинать.

— Ну, идём! Нас уже ждут, — Кемаль обнимает жену за талию, и они спускаются в столовую. Едва дойдя до лестничного пролёта, он приостанавливается, крепко прижимает её к себе и коротко, но горячо целует в губы. 
— Лучше б ТЕБЯ съел! Пампушечка моя! — по глазам видно, что ничуть не врёт — вот были бы сейчас одни в доме — тогда б точно, по-шахтёрски грубо задрал бы ей подол юбки да «навтыкал» бы прямо здесь в коридоре, у двери в детскую.
— Кемаааль, да ну тебя! Совсем бешеный стал! — с напускной строгостью, но довольная в душе, отвечает Нихан. Как будто не они буквально прошлой ночью  безбашенно «любились» до одури, что аж вспотели, а потом ещё и утром. Последние пол-года Кемаль ей так и вовсе проходу не даёт. Действительно, ему редко удаётся совладать с собой, чтоб по-быстрому не насладиться женой там, где застигнет желание — порой в самом непредсказуемом месте — хоть в кухне, хоть в ванной,  хоть на полу, хоть на тумбочке. Словно шайтан в него вселился!
— Ладно, потом! — он залепляет смачный шлепок по добротной заднице — ничуть не уступающей толстому заду Айше из отдела контроля качества, той самой,  что периодически «утешала» его в Зонгулдаке (только «тссс» — это секрет), и они следуют к накрытому столу.
За ужином неспешно течёт будничная беседа. Плов сегодня удался на славу!
— Превосходно! — нахваливает Кемаль. — Нихан, дай-ка положу тебе ещё? — и протягивает руку к красующемуся посреди стола ароматному блюду.
— С удовольствием, *canım! И правда, очень вкусно получилось! Спасибо, Севгюль! Спасибо, **anne, — от души благодарит она домработницу, нанятую вместо уволенной стукачки Эфсане и свою маман, под чьим чутким надзором блюдётся порядок в доме.
Тут раздаётся деликатное покашливание мамы Нихан:
-  Кхе-кхе...Дорогая, по-моему, не обязательно доедать всё сегодня, и, вообще, вредно много есть на ночь, — госпожа Вильдан никак не поощряет тягу дочери к излишне калорийной пище.
— Мамаша, не стоит беспокоиться. Мы и сами разберёмся! А вы лучше следите, чтобы Дениз училась самостоятельно пользоваться ложкой и вилкой, — метнув недовольный взгляд на Вильдан, окорачивает её зять. Он до сих пор недолюбливает проживающюю в их доме тёщу за когда-то проявленное по отношению к нему высокомерие. Её мнение мало что значит для Кемаля. Он ласково обращается к жене:
— Кушай, детка! Тебе ведь вкусно? А после ещё чай с пахлавой попьём! — подмигивает он с тёплой улыбкой супруга, тающего от любви к своей второй половинке.
— Ой, да ты что? Какой ещё чай? В меня больше не влезет! — возражает Нихан со вздохом.
— А куда ты денешься? Не забывай, что тебе надо кормить нашего сына! И поэтому ХОРОШО питаться! Я сказал! — чуть ли не в приказном порядке заявляет Кемаль, строго глядя попеременно то на тёщу, то на жену. — Ну, раз не хочешь сейчас, то попьем позже, — смягчается глава семьи.
— А мне можно чаю с пахлавой вместо плова? Я уже почти всё съела и больше не хочу! — подаёт голосок малышка Дениз.
— Можно, можно, Белоснежка, — разве откажет Кемаль своей принцессе?
Вдове Вильдан ничего не остаётся, кроме как замолкнуть с недовольной миной — как ни крути, а Кемаль Сойдере в этом доме хозяин.

По окончанию трапезы все выходят из-за стола — слегка отяжелевшие, но очень довольные вкусным ужином в тёплой семейной обстановке. Нихан присаживается на корточки возле Дениз, целует её в обе румяные щёчки и гладит по головке:

— Иди, моя сладкая, сейчас бабуля тебе почитает книжку, а потом мама с папой  зайдут пожелать тебе «спокойной ночи».

По пути из столовой родители заглядывают в комнату сына — проверить, как спит маленький Каанчик. Пока они любуются на своего спящего ангелочка, Кемаль не снимает руки с попки жены. Ох и тащится он от этой части тела! Да и не только от этой. Нихан материнство явно пошло на пользу — с появлением второго ребёнка из дёрганной истеричной капризули она как-то незаметно трансформировалась в рассудительную, спокойную и очень милую женщину. Не менее значительными оказались и внешние перемены: теперь его жена — больше не поджарая безгрудая худышка-плоскодонка, хоть и такую он её любил, как приворожённый, а довольно-таки аппетитная дамочка с обольстительными формами — и мужу есть, за что подержаться, и сама чувствует себя увереннее в претерпевшем метаморфозы женственном теле, ибо понимает, что стала ещё более желанной и притягательной для дорогого мужа.

Спать пока рано, вечер чудесный — поэтому решили перед сном (а сном ли?) прогуляться по саду, подышать свежим воздухом да полюбоваться ранними звёздами. Октябрьские вечера в Стамбуле довольно прохладны, и в саду весьма «свежо». Нихан согревает красивая узорная шаль из тонкой шерсти. Обнимая любимую за плечи, Кемаль усаживает её в кресло. На столике заботливо сервирован душистый липовый чай и   пахлава — супруг обо всём позаботился как нельзя кстати. Но чаепитие длится недолго — перевозбуждённому альфа-самцу не до чая. Не сводя глаз с жены, он отставляет пузатый стеклянный стаканчик в сторону, пододвигается ближе к ней и остервенело присасывается к её горячим от чая губам. Щетина возбуждающе слегка царапает нежную кожу лица. Невозможно не поддаться  непревзойдённой технике поцелуя —  разгорячённые чаем губы и язык Кемаля творят чудеса. А его руки нагло по-хозяйски расстёгивают кашемировую кофточку. Щелкает спереди застёжка бюстгалтера для кормящих, и увеситстые налитые молоком груди вырываются на свободу. Кемаль ненасытно лапает и целует их поочерёдно, вдруг, забывшись, сжимает так сильно, что выступают капельки молока.
— Ай! Ты что?! Кемааааль, совсем озверел!? — то ли вопрошает, то ли утверждает Нихан. Но тотчас же довольно ухмыляется:
 — Осторожнее ты! Сыну молока оставь!
— Коровушка ты моя…, — ошалело шепчет Кемаль, продолжая, тем не менее, мацать толстые полушария, правда, чуть деликатнее. Шаль давно сползла с плеч. Красавец-муж кажется Нихан еще сексуальнее в своей необузданной дикой страсти, и этот ураган захватывает и её  — получается этакий порочный круг.
— Ненормальный…
— Это ты меня таким ненормальным сделала, — соглашается он, лишь прожекторы глаз сверкают в темноте, — не представляешь, насколько ты красивая стала! Знаешь ведь, ***sevgilim - я тебя всегда любил, а теперь ещё сильнее люблю, с каждым днём всё сильнее! Совсем с ума меня сводишь! Прямо зверею с тобой рядом…