Любовь к красному

Пролог

— Еще немного и ты превратишься в старую деву. Сколько тебе уже? Двадцать пять? Ты разницу между молодой женщиной и старой девой понимаешь?

Люська привычно затянула свою любимую песню. Да говорила бы она еще тихо, так ведь нет — ревела как иерихонская труба. Что поделать, что голос у Люськи такой громкий? Не умела подруга говорить шепотом. А может, и не хотела. Но скорее, не умела.

— Тебе обязательно надо с кем-нибудь переспать, — добавила она в конце своей эмоциональной речи.

На нас заинтересованно покосились посетители кафе. Причем что женщины, что мужчины. О чем это мы?

Но спорить с подругой в кои веки не хотелось. Вот не хотелось и все тут. Люська старше меня всего на три года. Но намного мудрее. В ее двадцать восемь она была уже многодетной матерью с тремя мелкими короедами. Раз, два, много — у нас детей сейчас так считают, и никак не иначе.

А у меня не только детей, но и нормального мужика, именно так считала Люська, по большому счету не было.

Не было… Да… Я даже не отрицала…

Был у меня плачевный опыт… Вот только Люська об этом не знала ни сном ни духом. А если честно, то мало кто вообще знал.

Я выскочила замуж по большой любви, едва мне исполнилось восемнадцать. Витала на седьмом небе от счастья. Муж был гораздо старше меня, а точнее я была ровно вдвое его моложе. Мне восемнадцать, ему тридцать шесть — мужчина в самом расцвете сил. Умный, серьезный, без вредных привычек. Забеременела чуть ли не в первый месяц нашей совместной жизни. Долго подбирала слова, как сообщить эту радостную новость мужу. Я дурочкой была малолетней, но своего ребенка хотела до умопомрачения.

Сообщила… А он залепил мне пощечину, щека загорелась — на ней отпечаталась кровавыми потеками пятерня мужа. Обозвал шлюхой, а потом стал трясти за плечи и требовать, чтобы я сообщила ему, с кем сплю еще, кроме него. А у меня и парней-то до мужа не было. Сейчас нет, и тогда не было.

Поняла бы, если бы была уродиной. Но ведь все, в том числе и Люська, в голос твердили, что я привлекательная и обаятельная. Может, так оно и было, только от этого мне не легче. Что-то во мне, значит, было не так.

До сих пор не понимаю, как можно было меня обвинять в измене, если до брачной ночи я все еще оставалась девственницей… Ну да Всевышний моему бывшему судья…

Он выхватил откуда-то бумаги и принялся размахивать ими передо мной, только я ничего не видела, что там написано, из-за слез, заливавших мое лицо. А потом принялся хлестать меня по щекам этими же бумагами. Из его криков я кое-как разобрала, что в детстве муж переболел свинкой и теперь детей у него быть не могло…

А мою беременность, видимо, ветром надуло.

Побросал мои вещи в чемодан и вытолкал за двери. До утра просидела в подъезде. Ночь, зима… Куда я пойду?

А потом… Даже вспоминать не хочется… Нервный срыв, выкидыш… Вышла из больницы — ни вещей, ни денег…

Вот тогда с Люськой и познакомилась...

Пришла восстанавливаться в университет. А куда еще было мне податься? Благо прошло всего ничего, как я написала заявление об уходе, еще и документы забрать не успела. Повезло, что еще старая секретарь деканата только-только увольняться собиралась, а Люська у нее дела принимала. Старая секретарша Анита Абрамовна, мудрая женщина, меня хорошо запомнила, долго уговаривала не бросать универ, мол, сессию сдала я на отлично… На ее веку это не первый психоз, как она объясняла Люське. Случались и массовые, когда до десяти человек разом подавали подобные заявления на отчисления. Анита Абрамовна не спешила подписывать заявления у декана и печатать приказы, а обзванивала родителей студентов. Заявления, как правило, забирались назад.

Настал и мой черед. Только причина у меня была несколько иная — я тогда не стала говорить доброй душе Аните Абрамовне, что вышла замуж, а муж потребовал, чтобы я дома сидела и его обихаживала.

Это я сейчас понимаю, что нужна ему была не жена, а домработница. Тогда была молодая, глупая. Влюбленная.

Правда, Люська утверждала, что я ни капли не поумнела за все те годы, что мы с ней знакомы.

Но, как бы то ни было, Анита Абрамовна ход моему заявлению не дала, а когда я пришла, то просто порвала его на моих глазах, посоветовала как можно скорее приступить к занятиям.

Мое койко-место в общежитии тоже никто не успел занять. Так что крышу над головой после больницы искать не пришлось — откуда ушла, туда и вернулась. Девчонки, соседки по комнате, с любопытством спрашивали, где я пропадала почти два месяца, но я только неопределенно пожимала плечами и утыкалась носом в учебники — наверстывать приходилось много. Но у меня была справка из больницы, и преподаватели не сильно злобствовали на контрольных опросах. А девчонки решили, что в психушке… Пусть… Они недалеко ушли от правды…

Паспорт, который остался у бывшего мужа и за которым мне совершенно не хотелось к нему идти, восстановила довольно быстро с помощью пробивной Люськи, которая взяла надо мной негласное шефство, а вскоре стала моей закадычной подругой. Люська нашла мне и подработку бухгалтером. Работа оказалась несложная, но платили неплохо. Она же помогла обзавестись и приличным гардеробом, смешно, но не до смеха — после первых родов Люська изрядно раздобрела, и все ее вещи разом стали ей малы. Продать — не продашь, а выбросить жалко, все до одной вещички брендовые. А мне ее шмотки случайным образом пришлись в пору — от сапог и шуб до нижнего белья. Люська же мне привила вкус к хорошим вещам и натуральной еде.

Это сейчас, будучи консультантом по вопросу персонала в солидной компании, да еще и совладелицей все с той же неугомонной Люськой агентства по подбору кадров, уже сама могла позволить себе купить не только стильный костюм, но и дорогой автомобиль. И все… благодаря подруге, которая продолжала служить секретарем в деканате и наставлять на путь истинный нерадивых студентов, перед тем как те попадут в лапы декана.

Люська вообще могла не работать — у нее был маленький, но постоянный доход, которым ее обеспечили родители, не считая нашего с ней совместного бизнеса, да и ее муж руководил процветающей кампанией. Но Люськина деятельная натура не позволяла ей сидеть дома. Она предпочитала детей «строить», а их воспитание доверяла исключительно бабушкам и детским садикам. Впрочем, она и дома успевала все дела переделать — и завтрак с ужином приготовить любимому супругу, и порядок навести без помощи домработницы.