Любовь вернется осенью

Пролог

Мне тебя не хватает очень

В лабиринте моих ночей

Разлетаюсь от грусти в клочья

И солёный из глаз ручей

Я срываюсь, как лист осенний

И лечу сквозь дождливый фон

К своему-твоему забвенью

Что похоже на лучший сон

И тебя обнимаю нежно

И боюсь этот миг спугнуть

Я побуду немножко грешной

Ты счастливым надолго будь

Ирина Самарина

— О боже, нет! Нет, нет, нет! Как я могла? — в полном шоке смотрю на лежащего рядом мужчину и не понимаю, как я могла во второй раз наступить на те же грабли?

Хотя чего понимать-то? Себе врать смысла нет. Просто чувства к Истомину у меня так и не прошли.

Они «впали в спячку» на время разлуки, но тут же проснулись, стоило нам увидеться снова.

Сходила, называется, в парк прогуляться. Думала, развеюсь, подышу свежим воздухом.

А вместо этого встретила там человека из прошлого.

Мужчину, который влюбил меня в себя с первого взгляда, лишил невинности, а потом бросил с разбитым сердцем.

Это из-за него я плакала ночами в подушку.

Это из-за него день за днем штопала свои душевные раны.

Это из-за него я потеряла покой и отчаянно пыталась забыть три месяца счастья как случайный сон. Как мираж, истаявший на рассвете.

Прижав ладонь к губам, судорожно вздыхаю и начинаю рассматривать любимые черты.

Знаю, что это глупо. Что этим делаю себе только больнее. Отдаю себе отчет в том, что надо уходить, пока Истомин не проснулся.

Но ничего не могу с собой поделать.

Глаза жадно исследуют тело все еще любимого мужчины, словно стараясь набрать воспоминаний в запас.

Чтобы потом согреваться этими воспоминаниями долгими холодными ночами.

Вадик лежит на спине, закинув одну руку за голову. Спокойно сопит, явно вымотанный и удовлетворенный после прошедшей ночи.

А я отмечаю буквально все, впитываю в себя каждую его черточку.

Длинные ноги, прикрытые белоснежной простыней, прокачанный торс с кубиками пресса и руки с хорошо развитыми мышцами.

Густые темные волосы, чуть вьющиеся на кончиках. Прямой нос, чётко очерченные линии скул. Идеальный разлет темных бровей и красивая линия губ.

Сладко содрогаюсь, вспомнив, какое удовольствие доставляли мне эти губы прошедшей ночью.

Как нежно ласкали трепещущее от возбуждения тело, как возносили на небеса и заставляли умирать от удовольствия.

Умирать, а потом снова возрождаться. Подобно Фениксу, восстающему из пепла.

Да, такое возможно только с Вадимом, только с ним одним.

С мужем даже близко ничего похожего не было. В лучшем случае — полный штиль, в худшем — боль, которую я едва выносила.

Господи, как же хорошо, что эти муки закончились. Теперь я скорее умру, чем дам Степану прикоснуться ко мне.

Но Истомину об этом знать ни к чему. Ему вообще ничего обо мне знать не нужно. Умерла, так умерла, как говорится.

Хватило и того, что мы оба вчера позволили себе лишнего. Сорвались и оказались в одной постели.

Но... Быть может, мне и нужна была эта капелька счастья? Чтобы немного подзарядиться и найти в себе силы двигаться дальше?

Прикрываю глаза, медленно дышу, силясь справиться с бушующим внутри ураганом чувств, и снова пялюсь на спящего Истомина.

Улыбаюсь, позволяя приятным эмоциям растечься по телу.

Нет, не буду себя корить за то, что мы с ним переспали.

В конце концов, даже человек, сидящий на строгой диете, позволяет себе иногда попробовать кусочек торта.

Вот и я, считай, получила свой десерт этой ночью.

Но ночь прошла, и настала пора двигаться дальше.

Дожидаться пробуждения Вадима я не собиралась. Не хотелось устраивать выяснение отношений.

Уверена, он сам пожалеет о прошедшей ночи, как проснется. Будет извиняться, посыпать голову пеплом, будет просить обо всем забыть.

Ведь то сумасшествие, что было ночью, ровным счетом ничего не значит.

Ночь прошла и забрала с собой наше помешательство.

А за окном разгорается новый день, в котором у нас с Истоминым разные дороги.

То, что он разведен — ничего не меняет между нами. Он взрослый мужчина, и, скорее всего, имеет постоянные отношения с кем-то, пусть и не очень серьезные.

И я даже знать не хочу подробности. Стрессов мне по жизни и без того хватает. А позволить себе расклеиться я не могу.