Люди, дружившие со смертью

Встреча на кладбище

Он сидел на ограде, воткнув свой эсток в землю. Руки его были сложены на рукояти меча. На них он положил подбородок.
Перед ним была братская могила. Под камнем лежало триста мужчин. Единые в жизни – единые в смерти. Женщины, которые остановили их, лежали недалеко, но каждая в своей могиле - некоторые получили место авансом.
Я узнал его, еще не видя его лица. Узнал, хотя мы с ним никогда не встречались - это было неважно. Ведь когда-то я был им.
Я понял: сын все же пришел к отцу. На могилу.
На муниципальном кладбище в Тебро сидел...
-    Ади Реннер!
Он ударил мгновенно, даже не глядя - просто распрямился на звук, и в меня полетела земля, захваченная лезвием.
Я ушел кувырком, в движении освобождая саблю. Следующий удар я сбил стоя на коленях, затем поднялся и ударил сам.
Мы кружили меж могил - я попытался навязать ему ближний бой, но он держал расстояние. Он дрался спокойно и с легкостью необычной для такого оружия. Реннер фехтовал одной рукой, лишь в ударе добавляя вторую. Причем совершенно невозможно было предсказать, в какой руке окажется меч после очередного удара.
Я пытался творить бой, но все мои попытки разбивались о его железный прагматизм. Его дыхание оставалось ровным, хотя дрались мы довольно долго. Особых ошибок никто не делал - он раскрошил гипсовый шар на ограде, я срезал ветку над его головой. Я не пытался вывести его из себя разговором - такие бойцы, как правило, были молчаливыми. И я очень удивился, когда он вдруг не закончил атаку и заговорил:
-    Может, не будем пугать ребенка?
Какой ребенок? – не понял я, но шагнул назад и вправо.
И тогда я увидел ее: меж двух могил стояла девчушка, лет восьми, в простой рубахе, волосами цвета спелой пшеницы и васильковыми глазами. Она смотрела на нас удивленно, но совсем без испуга. Я сделал еще полушаг назад и кивнул:
-    Согласен.
Реннер положил меч на плечо, я тоже убрал саблю. Потом Ади наклонился и сорвал с могилы цветок, такой же голубой, как и глаза девчушки:
-    Держи, - сказал он, протягивая ей цветок. - Это тебе.
И мы пошли аллеями кладбища, плечо к плечу, как друзья, которые давно знают друг друга. В определенном смысле оно так и было.

-
В тот год своей резиденцией я выбрал постоялый двор, достаточно большой, чтобы вместить всю мою свиту. Дела предпочитал обсуждать в харчевне напротив. Харчевня, равно как и постоялый двор, обслуживала только моих людей. Впрочем, в гости к нам никто и не набивался. За мной там всегда был стол.
Когда мы переступили порог, разговоры почти сразу затихли - Ади узнали многие. В ином бы месте его появление вызвало бы переполох, если не панику. Здесь же живая пружина напряглась - и на мгновение мне самому стало страшно. Но я сделал знак - все нормально, продолжаем отдыхать...
Пока слуги накрывали на стол, я ломал голову, что мне сказать. Я не понимал, зачем сажал его за свой стол - мы легко могли бы разойтись на первом перекрестке. Право слово - нашел себе товарища...
-    Где ты пропадал?.. - наконец спросил я.
-    Раны зализывал...
Ну да, мог бы и не спрашивать. Мне было бы интересно узнать, кто его приютил, но вместо этого он рассказал о той переправе. Как, оказалось, попало в него семь стрел, но серьезными ранениями было только два - в плечо и чуть выше пояса. Затем одна стрела вошла в руку, дальше он пригнулся к гриве лошади, и еще четыре достало его по касательной - довольно кроваво, но, в общем, не смертельно. Он свалился с седла в реку - к его счастью, течение было быстрым и к тому времени, как он сбросил тяжелую куртку, его сильно оттащило вниз по теченью.
-    Ну что, за встречу? - спросил я, разливая самогон.
-    За нее...
Он выпил, смахнул стакан с губ и со стуком, поставив его на стол, накрыл рукой. Его рука дрожала. С миски Ади подцепил вареник и бросил его в рот, прожевал и выплюнул косточки.
-    Что мне не нравится в варениках с вишнями, так это косточки, - попытался пошутить я.
Он кивнул и пододвинул миску поближе. Ади не столько пил, сколько закусывал - было видно, что он просто голоден. Я позвал слугу и попросил добавки - Ади кивнул в знак благодарности. Где бы он не скрывался, что-то выгнало его в путь, и я сомневался, что это была его первая дорога - просто он проделывал ее в одиночестве не попадаясь никому на глаза, обходя города и деревни...
Из дальнего угла донеслось:
-    Знаешь, почему кобылы легче берут барьер, чем жеребцы? Им ничего не мешает...
Кавалерийский юмор - ответом был кавалерийский же хохот, более похожий на лошадиное ржание.
-    Твои люди, - сказал Ади, даже не спрашивая а утверждая и немного осуждая.
-    Что делать... Они хорошие бойцы. - Я разозлился на себя, что оправдываюсь. Но я сделал им пару знаков ручным кодом, они молча поднялись и вышли.
Я пристально смотрел на него, пытаясь убедить себя, что мы с ним разные - но это было не так. Он был моих лет, моя одежда, пожалуй, была бы ему в пору. Даже если считать правдой треть от слухов, получалось, что он убил за сотню людей. Я попытался прикинуть, сколько раз приходилось убивать мне - но сбился со счета. Значит где-то рядом...
-    Ты так и не сказал, что заставило тебя воскреснуть.
-    Веришь ли - был бы рад остаться мертвым, но кто-то вечно претендует на мое место в мавзолее...
Он осмотрелся вокруг и бросил:
-    Меня не любят в этом городе...
В этой стране, в этом мире, - добавил я мысленно. Но вслух сказал:
-    Не волнуйся, сегодня ты мой гость.
-    А что будет завтра.
-    Завтра будет завтра....
Но когда наступает завтра - оно умирает, перерождается. Оно перестает быть «завтра».

-
А на следующий день было жуткое похмелье.
Маленькие стекла, через которые проникал свет в комнату, запотели и, казалось, что на улице стоит жуткий туман. Перегаром разило так, что было противно, хотя за ночь я вроде бы должен был к нему привыкнуть.
Хотелось пить - на подоконнике стоял кувшин с букетом. Я выбросил цветы в угол и попытался сделать глоток, но вода была теплой и вонючей, и я выплюнул ее обратно в кувшин. Обернувшись, я увидел, что Ади проснулся. Перед тем, как ложиться спать, он развернул свою кровать прямо к двери, так что теперь никто не мог войти, не потревожив его. Теперь он сидел, оценивающие глядя на меня:
-    Как дела? - спросил он.
-    Да никак. Голова как колокол - пустая и гудит…
-    Тогда зачем надо было так напиваться?
-    Ума не приложу, - совершенно честно признался я. - А что вчера было?
Со стыдом подумал, что больше пил все-таки я. Ади не выглядел ни больным, ни уставшим.
-    Мы с тобой разговаривали. Ты предложил мне патент обер-лейтенанта и звал к себе.
Я похолодел - меньше всего мне хотелось иметь такого подчиненного. С таким же успехом я мог нанять ураган или лесной пожар.
-    Но ты отказал, - предположил я.
-    Верно. У меня уже есть такой патент, вдобавок, я сейчас при деле...
-    Я спрашивал при каком?
-    Спрашивал...
Он замолчал, из чего я решил, что рассказывать он это не станет, равно, как вряд ли говорил на эту тему вчера вечером.
Я подошел к окну и стер пелену - за окном было пасмурно, тучи висели низко, и мне не удавалось определить, что за время дня на улице – день, утро или вечер.
-    Кстати, как думаешь, сейчас утро?
В стекле я увидел, что изображение Ади кивнуло:
-    Причем довольно ранее...
-    Я тебя разбудил?
Он кивнул еще раз.
-    Прости...
-    Ничего страшного... Сегодня столько надо сделать.
-    Начнем с завтрака?
-    Согласен...
Когда я натягивал сапоги, Ади будто между прочим бросил...
-    Мы ведь с тобой заключили контракт...
Мне стало плохо - виной ли тому было обострение похмельной болезни или же слова Реннера. Я подумал, что проще его убить сейчас, даже не вникая в суть вчерашнего разговора. Но я вгляделся в его отражение в оконном стекле. Он был расслаблен и не ожидал от меня удара. Это меня остановило.
-    Контракт? - Переспросил я. - И что вменяется в мою часть.
-    Конь под седло и триста серебром.
-    А не многовато ли - триста?..
Я сразу же прикусил язык. Все-таки деньги испортили меня, - пронеслось в мозгу, - но разве свою душевное здоровье оцениваю дешевле? Пусть берет и проваливает - видеть его больше не хочу... Но все оказалось гораздо сложней.
-    Нужны мне твои деньги. Я в долг беру... Через неделю отдам.
Несмотря на то, что Реннером, равно как, до меня доходили слухи, и мной пугали детей, одного никто у него не смог отнять - слово он держал. Я стал вспоминать нынешние расценки на наемников и их работу, пытаясь понять, на какую работу я его нанял. Ничего в голову не шло.
Реннер сказал сам.
Его слова ударили в меня будто молот. Сердце забилось быстро и мощно, грозя сокрушить ребра.
-    ... а взамен я отведу тебя к могиле твоего отца...