Изящные тени небрежными росчерками падали на золотой песок, что раскинулся бескрайним морем на сотни тысяч шагов. Они вырисовывали змейку верблюдов, неумолимо продвигающуюся сквозь внушительные барханы. Гордые животные чинно несли на своих спинах укутанных в синеву людей и их поклажу. То были непокорные и свободолюбивые бедуины. Среди них был и Аббас Митхат, молодой и подающий большие надежды воин, чья горячая кровь вскипала ничуть не хуже гирфе, забытого на огне. Это могло принести бедуину как сладкое величие, так и горькие беды.
– Эй, Аббас!
Один из мужчин направил верблюда ближе к Митхату. Лицо его было скрыто от злых лучей ригель, ярко горящего на небе, куфией, но Аббас все равно узнал доброго друга Карима.
– Скажи мне. Ты не передумал? Будешь свататься к сестрице Мардана? – в голосе товарища ощущалось беспокойство.
– К чему интерес?
– К вечеру должны прибыть в Дабахар. Слышал, их хамул тоже должен быть там.
– Буду.
– Ну и самонадеянный же ты ишак, – Карим удивленно покачал головой.
На эту фразу Аббас рассмеялся, довольно щуря глаза. Несмотря на опасения друга, он был настроен решительно и не сомневался в положительном исходе.
– Не зубоскаль. Прирежут тебя там и дело с концом, – Карим его настроя не разделял.
– Мне мог противостоять только Мардан, но тело его уже пожрали скорпионы.
Вспоминать бой, прошедший несколько месяцев назад, Аббасу было приятно. Они сцепились с Марданом около оазиса и обнажили клинки. В этот раз рядом не было никого, кто мог бы им помешать, и вскоре кровь залила камни, смешавшись с чистой водой пруда. Эти воспоминания до сих пор вызывали в груди тепло и гордость. Еще бы! Ведь Мардан считался одним из лучших, а теперь Аббас занял его место по праву.
– Совсем не опасаешься кровной мести? – Карим немного съехал с седла, положив ладонь на плечо Митхату и посмотрев на него с тревогой.
– Ты считаешь меня трусом?!
Сбросив ладонь Карима, Аббас гневно развернулся к нему, кладя правую руку на рукоять кинжала. Обращая взглядом душу друга в пепел, Митхат процедил:
– Я – Аббас Митхат ничего не боюсь. И если я решил получить женщину, то она будет моей. Я положу к ее ногам тела тех, кто встанет между нами! Да будут Шираз и Пророк Его свидетелями мне!
Аббас ударил себя кулаком в грудь, едва сдерживаясь, чтобы не бросить Кариму, посмевшему усомниться в его смелости, вызов.
– Как скажешь, Аббас. Как скажешь.
***
Как и предсказывал Карим, они добрались до Дабахара к вечеру. Поначалу Аббас принял открывшуюся картину за мираж. И дело было вовсе не в раскинувшемся городе из известняка, чьи пестрые и яркие купола поражали воображение. За Дабахаром кончалась пустыня. Жестокая и безжизненная она обрывалась так резко, что невозможно было поверить. А за ней невероятной синевой, будто бы ожившие барханы, шумело море. Зрелище заставляющее сердце замирать каждый раз, словно впервые.
Бедуины остановились у стен древнего города, по улицам которого когда-то ходил сам Пророк. Без суеты и спешки они устанавливали бейт аш-шары, ласково называемые домами шерсти. И вскоре десятки цветастых полотен разбавили собой песок, примостившись между пальм.
Их не гнали. Но в воздухе чувствовалось невидимое напряжение, разливающееся вокруг крепостной стены, где остановились два хамула, связанных кровной местью. И пусть между ними был не один десяток шагов, беда уже застыла у порога каждого.
Ночь, восхитительно звездная, наполненная ароматом корицы и нежной мелодией уда, закончилась для Аббаса лихорадкой. Сладкий сон Митхата был прерван внезапным жаром, разливающимся по телу и захватывающим сердце в раскаленные тиски. Утро, вопреки ожиданиям, не принесло облегчения. Горсть амулетов, висящих на шее, душила. И Аббас, в поисках глотка свежего воздуха, сорвал их.
Только когда ригель набрал силу и раскалила пустыню едва ли не добела, лихорадка отпустила воина. Аббас смог выбраться из своего бейт аш-шара и устало расположился под старой пальмой у пруда.
– Как ты? – Карим присел рядом, протягивая Аббасу пиалу, от которой шел приятный запах мяты и шафрана.
– Паршиво.
Щербет из шиповника и трав освежающей кислотой наполнил Митхата силами и бодростью. День уже не казался безнадежным.
– Мы собираемся в город.
– Я с вами.
– Упадешь, оставлю валяться на улице, – с улыбкой заметил Карим.
Аббас упрямо мотнул головой, отставляя пиалу и поднимаясь:
– Не упаду.
Они подошли к верблюдам. Песчаная шерсть лоснилась в лучах ригель, а медные монетки игриво сверкали на мордах. Аббас, всегда равнодушный к животным, неожиданно вскинул левую руку, ладонью касаясь шеи ближайшего верблюда. Пальцы с нежностью прошлись по шерсти и замерли. С недоумением и удивлением во взгляде Аббас взирал на свою ладонь, которая на несколько мгновений жила своей жизнью. Ведь он, Митхат, не хотел и не собирался касаться животного.
– Скорее, Аббас!
Карим с парой товарищей нетерпеливо ждали его в стороне.